– Мы совершенно не собирались, чтобы так вышло.
– Ну, естественно… Вы никогда ведь не собираетесь, – ответил ей в тон дядя Альберта. – Ладно. Спокойной ночи и марш по кроватям! А завтра каждый из вас напишет раз двести: «Держитесь Дальше от Дамб! Бойтесь Быть Бобрами! Берегите Балюстрады!» Прекрасная тренировка для освоения прописных «Б» и «Д».
Тут мы всё сразу почувствовали: он хоть ещё сердит, но уже не разъярён. Ну и отправились спать.
Когда остальные уже почти засыпали, Освальд окликнул Дикки:
– Послушай!
– Ну? – отозвался брат.
– Мне ясно одно, – продолжил Освальд. – Случившееся доказывает, что дамбу мы выстроили высший класс.
Вот с этой приятной мыслью утомлённые трудами бобры, они же исследователи полярных и прочих широт, заснули.
А на другой день меня к закату тошнило от заглавных «Б» и «Д».
Глава 8
Высокородный малыш
Для малыша он был совсем не плох. Мордашка круглая и не замурзанная, чем далеко не всегда отличаются лица карапузов, как вы, полагаю, сами догадывались, разглядывая своих юных родственников.
Дора сказала, что капюшончик его оторочен кружевом ручной работы. Наверное, ей виднее, хотя лично я совершенно не понимаю, почему такие кружева лучше фабричных?
А вот коляска, в которой сидел малыш, когда мы его увидели, была действительно щегольская. И эта коляска с ним вместе стояла на просёлке, ведущем к мельнице, сама по себе, оставленная без присмотра.
– Интересно, чей это малыш? – спросила Дора. – Правда, Элис, он лапочка?
Элис с ней согласилась и добавила, что это, наверное, дитя благородных родителей, которое умыкнули цыгане.
– Вероятно, вон та парочка, – подхватил Ноэль. – Видите, как лежат? Что-то преступное сквозит в их позах, вам не кажется?
Он говорил про двух бродяг, которые разлеглись на траве в тени с краю просёлка, чуть поодаль от того места, где находился малыш. Сон их был крепок, и в храпе явно звучали угрожающие интонации.
– Полагаю, они проникли глухой, глубокой ночью в дом титулованного семейства, украли наследника и с тех пор непрерывно перемещались, пока не изнемогли от усталости, а потому вот и спят, – выдвинула версию Элис. – Ах, несчастная знатная мать! До чего же, наверное, надрывается её сердце, с тех пор как она обнаружила пропажу своего высокородного малютки.
Малыш тем временем крепко спал, и это было единственным, что мешало девочкам поцеловать его. Обожают они поцелуи, хотя автор этих строк не усматривает никакого смысла в подобных нежностях.
– Если это цыгане, – продолжала Дора, – то сколько они запросят?
– А что ты будешь делать, если с ними сторгуешься? – поинтересовался Г. О.
– Ну конечно же усыновлю, – ответила Дора. – Я давно уже думаю, что мне очень понравилось бы усыновить ребёнка. К тому же это ведь настоящее золотое деяние. А у нас в «Книге» их пока очень мало.
– По-моему, их там более чем достаточно, – возразил Дикки.
– Но у нас пока нет малыша, – не сдавалась Дора.
– Ты, по-моему, забыла про Г. О., – напомнил Дикки. – Он иной раз беспомощней и несмышленей грудного младенца.
Это он намекал на утреннее происшествие, когда засёк Г. О., собравшегося порыбачить, за выкладыванием червей в деревянную шкатулку, отделанную изнутри красным бархатом.
Шкатулка принадлежала Дикки и предназначалась для хранения самых ценных его вещей: серебряных запонок, школьной медали и того, что ещё оставалось от подаренных ему индийским дядей серебряных часов с цепочкой.
Красный бархат сильно проиграл от контакта с червями. Дикки, понятное дело, расстроился со всеми вытекающими отсюда последствиями – для Г. О. А сей юный рыболов завопил, что ему больно, обозвал брата зверским извергом и разревелся.
Оба ещё не совсем отошли от ссоры, и мы боялись, как бы она не вспыхнула вновь, поэтому Освальд быстро проговорил:
– Ой, да наплюйте вы на этого малыша! Лучше пойдём, куда собирались.
А путь наш лежал на мельницу, где мы должны были сообщить, что мешок муки и отруби для свиней, заказанные миссис Петтигрю, почему-то пока не доставлены.
Пройдя по просёлку, вы оказывались на клеверном поле, а после него – на кукурузном, вслед за которым тянулся ещё один просёлок, а уже за ним находилась мельница. Очень хорошая мельница, а точнее, целых две – водяная и ветряная. По одной каждого вида. И к ним ещё прилагались дом и фермерские строения. Никогда раньше не видел подобной мельницы и не поверю, читатель, что ты видел такую.
Если бы дело происходило в сказке, жена мельника провела бы нас в отчищенную песком до блеска кухню с почерневшей от времени, потёртой дубовой скамьёй и старинными коричневыми виндзорскими стульями[62]
. Перед тем как усадить нас, она аккуратно обмахнула бы стулья тряпкой, а потом вручила бы каждому по стакану сладко пахнущего вина из первоцвета и по толстому куску домашнего пирога с обильной начинкой. И на столе, конечно, стояла бы ваза из старинного фарфора, а в ней – огромный букет свежесрезанных благоухающих роз.