«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Дейзи должна была стать Аббатисой. Во-первых, потому, что Аббатиса хорошая, а во‐вторых, оттого, что у Дейзи в точном соответствии с книгой «маленький мягкий красный рот».

Г. О. предстояло стать Экономом (не знаю, впрочем, кто это такой)[79]. Ему понравилась картинка, на которой художник изобразил Эконома крупнее всех остальных. И ещё Г. О. заявил, что это такое милое сращение слов: наполовину «эхо», наполовину «гном».

– Давайте сперва подготовим самые простые части одежды, – предложила Элис. – Посохи пилигримов, шляпы и ракушки.

Ну и Освальду с Дикки пришлось, бросив вызов ярости стихий, отправиться в лес за яблоневым садом, чтобы срезать там ясеневые ветки. Мы добыли их восемь штук, длинных, прямых, и принесли домой, где девочки не отставали от нас до тех пор, пока мы не переоделись, так как с одежды нашей – в силу воздействия тех же стихий – лило.

Затем мы счистили с палок кору. Сперва посохи удались на славу: чистые, белые, но стоило нам повертеть и покрутить их в руках, как они быстро запачкались. Вот удивительно: сколько бы вы ни мыли руки, они всё равно пачкают любые белые вещи. К верхушкам посохов мы прибили гвоздями розетки из бумаги, довольно похожие на ракушки.

– Такие же можно и на шапки приделать, – сказала Элис. – И давайте сегодня называть друг друга правильными именами, чтобы привыкнуть. Ты согласен, о Рыцарь?

– Да, Монашка-Священник, – поддержал Освальд.

Тут встрял Ноэль: она всего-навсего половина Монашки-Священника, и в воздухе снова запахло ссорой.

Но Элис сказала:

– Ну и вредничай на здоровье, дорогой Ноэль. Можешь забрать себе эту роль всю целиком. Мне она не нужна. Я стану Простым Пилигримом. Ну или Генрихом, который убил Бекета[80].

И она стала Простым Пилигримом, против чего мы совершенно не возражали.

В треуголках нам по такой жаре было бы точно не выдержать, и мы приклеили ракушки сверху широкополых садовых шляп, в которых сделались очень похожими на чернокожих рабов с обложки сборника «Песни плантаций».

Сандалии, как на картинке, мы соорудили, и весьма недурно, из вырезанных по форме ступней кусков линолеума и перекрещенных брезентовых ленточек. Вот только на поверку оказалось, что при ходьбе между пальцев набивается песок вперемешку с дорожной пылью, и нам показалось разумнее идти в нормальной обуви. Правда, один самый истовый пилигрим, я имею в виду Дентиста, всё равно решил обвязать свои туфли ленточками, создав видимость того, что он в сандалиях.

Времени на возню с остальной одеждой у нас не было. Наши ночные рубашки чем-то напоминали пилигримские балахоны, и мы даже подумывали в них облачиться, но вовремя спохватились, что современным жителям Кентербери, возможно, покажутся странными пилигримы в подобных одеяниях и лучше нам оставаться в чём есть или, точнее, в том, во что мы будем одеты завтра.

И мы, конечно, надеялись, как вам, полагаю, понятно, что день завтра будет погожий. Так и вышло.

Осенённые лучезарным светом ясного утра, пилигримы спустились к завтраку. Дядя Альберта позавтракал раньше них и уже вовсю трудился в своём кабинете. Послушав под дверью, мы уловили скрип пера по бумаге. Слушать под дверью не предосудительно, если за ней находится только один человек. Никто ведь, когда он один, не станет рассказывать себе самому какие-нибудь секреты.

После завтрака мы получили от миссис Петтигрю обед сухим пайком. Наш предстоящий уход, похоже, экономку обрадовал, хотя, по-моему, было бы куда естественнее расстроиться, что её покидают скучать в одиночестве. Правда, помню, Элиза, наша прислуга за всё на Льюишэм-роуд, тоже всегда в таких случаях радовалась.

Мы, конечно же, взяли с собой наших дорогих собак – со времён таинственной башни нам запрещают ходить куда-либо без этих верных друзей человека. Дома осталась только Марта, потому что бульдогам дальние прогулки не нравятся. Запомните это на случай, если у вас самих заведётся одно из подобных ценных животных.

В широкополых шляпах, с посохами в руках и ракушками там, где они у нас были, мы выглядели великолепно.

– Вот только ни у кого у нас нет торб, – посетовала Дора.

– А что такое торбы? – спросили все остальные.

– Думаю, это что-то для чтения, – ответила она. – Вроде свёрнутого пергамента[81].

Тогда мы взяли старые номера «Глоуба», который печатается на светло-зелёной бумаге, и «Вестминстер-газетт», на розовой, сделали из них по свитку на каждого и понесли их в руках.

Денни был в белых пляжных туфлях, обвязанных чёрными тесёмками. Без носков он решил обойтись, и выглядело это почти так же, как если бы он шёл вообще босиком.

– Нам нужно ещё насыпать гороха в ботинки, – сказал он, но мы были против.

Даже маленький камушек, попав в ботинок, превращает каждый ваш шаг в мучение. Что уж там говорить о горошинах.

Мы, конечно же, знали, как выйти к старому тракту кентерберийских паломников. Он шёл по вершине холма прямо над нашим домом. Это очень красивая дорога. Узкая и тенистая. Для пешехода лучше и не придумаешь, но возчики её избегают, потому что она неровная и вся в колеях, между которыми зеленеют островки травы.