«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

После того как первая туфля была снята, тайное стало для Освальда явным.

– Вот такие, значит, дела, – произнёс он с вполне обоснованным возмущением.

Денни впал в десперацию и хотя решительно это отрицал, он понятия не имел, что такое десперация. Но если это была не она, то Освальд вообще ничего о ней не знал. Что гораздо важнее, Освальду удалось моментально отыскать корень зла.

Всё стало ясно, едва, сняв с Денни туфлю, Освальд швырнул её на дорогу, а затем хорошенько пнул. Оттуда высыпалось множество мелких розовато-жёлтых шариков, которые при ближайшем рассмотрении оказались сушёными горошинами.

– А не будешь ли ты так любезен мне объяснить, зачем столь по-идиотски себя повёл? – с вежливым отчаянием поинтересовался Освальд.

– Ой, не сердись, – взмолился Денни.

Избавившись от орудия пытки, он перестал рыдать и теперь разгибал и сгибал пальцы ног.

– Я же знаю, что самые лучшие пилигримы насыпали горох себе в обувь и… Ой, только не смейся, пожалуйста!

– Не буду, – отозвался его заботливый собеседник с вежливостью, в которой по-прежнему сквозило отчаяние.

– И я сделал это втайне от вас, потому что хотел быть самым лучшим пилигримом. А если бы вы всё узнали, вам бы тоже захотелось. То есть я даже сначала вам говорил, но вы ответили, что не будете. А у меня горох уже был приготовлен в кармане. И я, когда вы не видели, кинул его себе в туфли.

Вслух Освальд не произнёс ни слова, но в самых глубоких недрах души воскликнул: «Вот жадный ослёнок!» Потому что жадность распространяется на всё, в чём человеку хочется превзойти других, ни с кем не делясь.

– Понимаешь, – продолжал тем временем Денни. – Мне очень хочется стать хорошим. Вот я и решил, что, если стану по-настоящему правильным пилигримом, у меня всё получится. Ноги-то поболят и перестанут, а хорошие качества останутся. Ты же, Освальд, сам меня упрекаешь, когда я правил не соблюдаю.

Слова эти пронзили грудь Освальда и отозвались в его добром сердце.

– По-моему, ты и так достаточно хороший. Пойду приведу остальных. Успокойся, они не будут смеяться.

И мы все вернулись к Денни. Девочки засуетились вокруг него, а Освальд и Дикки стояли, сильно озабоченные, в сторонке. Оба были достаточно взрослыми, чтобы осознать всю серьёзность возникшего затруднения. Старания стать очень хорошим – это прекрасно, кто спорит, но вот как нам теперь доставить перестаравшегося пилигрима домой?

Когда мы задались этим вопросом вслух, Денни спокойно ответил:

– Да всё в порядке. Меня кто-нибудь подвезёт.

– Считаешь, всё в мире может исправить готовность ближнего тебя подвезти? – осведомился не самым нежным тоном Дикки.

– Ну конечно же, когда это касается лишь моих ног, – беззаботно откликнулся Денни. – Запросто отыщу кого-нибудь, кто меня доставит до дома.

– Нет, здесь не получится, – возразила Элис. – По этой дороге никто не ездит. А вот там, где видны телеграфные провода, можно повернуть на другую дорогу.

Дикки и Освальд, сцепив руки стульчиком, отнесли Денни на большую дорогу, где мы все устроились на обочине и принялись ждать. Время шло, а мимо нас проехала только одна повозка с пивоварни. Мы, конечно же, попытались её остановить, однако задремавший возница наших окриков не услышал, а выпрыгнуть на дорогу перед упряжкой никто из нас не сообразил. Когда идея эта нас наконец осенила, повозка уже скрывалась из виду.

Нам снова пришлось сидеть на пыльной обочине, что исторгло из груди сразу нескольких пилигримов вздох сожаления: уж лучше бы нам вообще не пускаться в паломничество! Но жалоб Освальда вы среди этих сетований не услышали бы. Не видит он смысла лелеять несбыточные желания.

Когда даже у Освальда отчаяние стало вгрызаться в жизненно важные части тела, послышался быстрый перестук копыт и на дороге возникла двуколка, которой правила одинокая леди.

При виде её мы испустили отчаянные вопли, какие вырываются из груди потерпевших крушение моряков, когда они видят из утлой спасательной шлюпки проходящий неподалёку корабль.

Двуколка остановилась. Не сказать чтобы леди была в годах. Позже мы выяснили, что ей двадцать пять. Выглядела она жизнерадостно.

– Ну? – спросила она. – Что случилось?

– Дело в этом несчастном мальчике, – начала объяснять ей Дора, указывая на Дентиста, который уснул на обочине, как всегда с разинутым ртом. – Он натрудил себе ноги, и они ужасно болят. Вы бы не согласились его подвезти?

– А что это вы так необычно вырядились? – осведомилась леди, разглядывая наши ракушки, посохи и другое.

Мы объяснили.

На лице её отразилось сострадание.

– Бедняжка, – посочувствовала она Денни. – А вы куда путь-то держите?

Мы и объяснили. От такой милой леди ничего не хотелось скрывать.

– Ну что же, – проговорила она. – Я еду туда же. В этот… Как он там называется?

– Кентербери, – подсказали мы.

– Кентербери, – покивала она. – До него отсюда всего полмили. Возьму с собой вашего бедолагу и трёх девочек, но остальным придётся идти пешком. Зато мы потом попьём вместе чаю, осмотрим достопримечательности, и я довезу вас до дому. Во всяком случае, часть из вас, – уточнила она. – Ну как? Устроит такой план?