– Нет, ну правда, – продолжила Дора. – Не хочу читать вам проповедь, но сами же знаете: мы решили стать по-настоящему хорошими. По крайней мере, попытаться. А в книге, которую я как раз вчера читала, написано, что для этого мало просто не шалить. Хорошим может считаться лишь тот, кто творит добро. Но нам-то ужасно мало пока удалось. «Книга золотых деяний» почти пуста.
– Может, нам тогда лучше завести «Книгу оловянных деяний»? – оторвавшись от своих стихов, спросил Ноэль. – Для неё многое сгодится. Или бронзовых. И алюминиевых. Золотыми мы книгу никогда не заполним.
– Тогда просто давайте побольше шалить! – замотавшись в красную скатерть, выкрикнул Г. О., после чего семейный лад, и так весьма неустойчивый, был нарушен, что грозило новой ссорой.
– Ой, Г. О., перестань! – поспешила вмешаться Элис. – Речь совсем о другом. Вот мне, например, ужасно хотелось бы, чтобы неправильное перестало быть интересным. Часто ведь как бывает: вроде бы совершаешь благородный поступок, а потом он так тебя воодушевит, что ты даже и не заметишь, как и когда он сделался неправильным.
– Зато получишь удовольствие, – сказал Дикки.
– Странно, – подхватил Денни. – Но почему-то, когда тебе нравится что-нибудь делать, внутри нет уверенности, что дело это полезное. А когда не нравится, почти всегда можешь не сомневаться: оно полезное. Мне это только сейчас пришло в голову, и я хотел бы, чтобы Ноэль сочинил про это стихи.
– Тем и занят, – ответил Ноэль. – Там началось с крокодила, но закончится совсем по-другому, чем я сперва собирался. Просто подождите минутку.
Добрые братья, сёстры и друзья откликнулись на его просьбу и подождали. А он в это время старательно писал, пока наконец не прочёл:
Последняя строчка вышла длиннее остальных, – признал Ноэль, – но иначе нужного смысла не получалось.
Мы все похвалили стихи, потому что Ноэль заболевает, если другим не нравится его поэзия.
– Если нужно стараться, – продолжал он, – готов сколько угодно сил на это потратить. Но, по-моему, будет лучше, если мы попытаемся двигаться к добру каким-нибудь приятным путём. Давайте всё-таки попробуем «Путь Пилигрима». Я ведь уже предлагал.
Мы, большинство остальных, завели было речь о том, что нам это не годится, когда Дора воскликнула:
– Ой, послушайте! Я знаю! Мы станем кентерберийскими паломниками! Ведь люди раньше отправлялись в паломничество, именно чтобы сделаться хорошими.
– Насыпав гороха в обувь, – уточнил Дентист. – Про это говорится в одном стихотворении. Только там паломник сперва сварил горох, что, конечно же, нечестно.
– Да, – обнаружил осведомлённость Г. О. – И ещё у них на головах были треуголки.
– Не треуголки, а особые шапки с ракушками[76]
, – поправила его Элис. – И ещё у них были посохи и торбы. И они рассказывали друг другу всякие истории. И мы с вами тоже можем.Освальд и Дора читали про кентерберийских паломников в книжке, которая называется «Краткая история английского народа», хотя на самом деле она совсем не краткая. Три толстых тома. С отличными, между прочим, рисунками. А написал её джентльмен по фамилии Грин.
– Ладно, тогда я буду Рыцарем, – сказал Освальд.
– А я Женой из Бата[77]
, – выбрала Дора. – А ты, Дикки, кем?– Да мне без разницы. Могу, если хочешь, быть Мужем Жены из Бата.
– Я не очень-то помню, сколько всего их там было, – спросила Элис.
– Тридцать, – внёс ясность Освальд. – И среди прочих Монашка-Священник[78]
. Но нам не надо быть ими всеми.– А Монашка-Священник – мужчина или женщина?
Освальд ответил, что по картинкам точно не определишь, но Элис и Ноэль могут стать обоими. Так и решили. А потом мы, взяв книгу, собрались удостовериться, что сможем подобрать одежду для наших ролей. Сперва нам показалось, что сможем и будет хоть чем заняться. День-то по-прежнему был дождлив до ужаса.
Одежда на картинках, однако, выглядела довольно замысловатой. Особенно у Мельника, которым сперва захотел стать Денни, или Дентист, как мы теперь часто его называем. В результате он остановился на роли Врача, так как это почти зубодёр.