«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Глубокомысленный отклик младшей сестры Освальда вылился в новую сходку, только уже не на чердаке с соломой. Мы решили перенести свои совещания в какое-нибудь иное место. Маслобойня, предложенная Г. О., и подвал, пришедший на ум Ноэлю, были с ходу отвергнуты, и общий выбор остановился на потайной лестнице.

Там-то мы и собрались для выработки плана дальнейших действий. И это был совет не для видимости, а для настоящего дела, когда решение принято не скрепя сердце, а от всей души и вам не терпится поскорее его осуществить. Вот почему он вышел таким интересным.

И когда совет подошёл к концу, Освальд, радуясь невозвратной кончине добротворцев и под наплывом тёплых чувств, наградил дружеским тычком Денни и Ноэля, сидевших ступенькой ниже:

– Спускайтесь! Пора пить чай.

Любой, в чьей душе есть хоть капля справедливости и кто понимает, когда человека можно винить, а когда – нет, вряд ли отважится укорить Освальда за то, что эта пара увальней кубарем покатилась вниз и обрушилась на дверь у подножия лестницы, заставив её распахнуться настежь в самый неудачный момент.

И уж тем более Освальда никоим образом нельзя попрекать случившимся с миссис Петтигрю, которая имела неосторожность оказаться по другую сторону злополучной двери. Катящиеся кубарем тела Ноэля и Денни сшибли с ног нашу уважаемую экономку, которая, к несчастью, в руках держала чайный поднос.

Оба увальня были окачены чаем и осыпаны тем, что к нему прилагалось. Пара чашек разбилась. Сбитая с ног миссис Петтигрю, слава богу, ничего себе не сломала.

Ноэля и Денни собирались отправить в кровать, однако Освальд взял вину на себя. Не потому, что действительно её чувствовал, а лишь из готовности принести себя в жертву, чтобы остальные смогли приступить к золотому деянию.

Увы, рассчитывать на ответное великодушие не приходилось. Два истинных виновника происшествия промолчали, потирая шишки на своих всё ещё кружившихся головах. Так что в кровать отправился Освальд, тяжело переживавший подобную несправедливость.

В кровати Освальд сперва читал «Последнего из могикан», потом принялся размышлять, а когда Освальд предаётся глубоким размышлениям, он всегда что-нибудь да придумывает. И ведь действительно придумал, а главное, это придуманное оказалось гораздо лучше плана, который мы разработали на потайной лестнице.

Изначально решено было через газету «Кентский меркурий» призвать давно потерянную бабушку дяди Альберта как можно скорей явиться в Моут-хаус, где она услышит кое-что для себя очень выгодное.

Освальд, однако, счёл за лучшее всей компанией отправиться в Хейзелбридж и расспросить мистера Б. Манна, бакалейщика. Того самого, что отвёз нас домой в повозке, влекомой флегматичной лошадью, которую приходилось подбадривать рукоятью хлыста.

Почтенный бакалейщик должен был знать эту леди в шляпе с красными цветами, управлявшую красноколесной двуколкой. Она наверняка заплатила ему в тот памятный вечер кентерберийского паломничества, поскольку бакалейщиков трудно заподозрить в безмерной щедрости, побуждающей их безвозмездно перевозить по сельской местности незнакомцев, к тому же не одного, а сразу нескольких.

И вот вам доказательство, что иногда даже несправедливая ссылка в кровать безвинно осуждённых приносит благие плоды. Весьма ободряющее для них обстоятельство. Ведь прояви братья и сёстры Освальда благородство, какого он вправе был ожидать от них, получи он вполне заслуженную родственную поддержку, ему не пришлось бы отдаться одиноким размышлениям и грандиозный план поисков давно потерянной бабушки никогда не родился бы.

Остальные, конечно же, не выдержав мук совести, явились к месту заточения Освальда и, усевшись к нему на кровать, принялись говорить, как им стыдно. С благородным достоинством отмахнувшись от их извинений и не тратя попусту время, он намекнул, что родил идею, намного превосходящую первоначальный их замысел, однако суть её не открыл. И вовсе не от обиды, а для того, чтобы им было о чём подумать до следующего утра, кроме отказа в родственной и дружеской поддержке после истории с потайной лестницей, некстати распахнувшейся дверью и чайным подносом.

На следующее утро Освальд любезно им всё объяснил и поинтересовался, кто из них готов в качестве волонтёра предпринять форсированный марш-бросок в Хейзелбридж. Произнесённое вслух, слово «волонтёр», будто иглой, укололо ему сердце. Но полагаю, он в силах выдержать уколы и побольнее, а потому, спрятав страдание под покровом генеральской суровости, продолжил:

– Только имейте в виду: я не потерплю среди участников экспедиции самоуправцев, засунувших в ботинки что-нибудь, кроме собственных ног.

Увы, Освальда не всегда понимают правильно. Никто не оценил предельной деликатности и вежливости, с которыми он выразил своё требование. И даже Элис сказала, что это не по-доброму – напоминать Денни про сушёный горох.