«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

– Мы низвергли себя до положения отверженной семьи, – снова заговорил Освальд. – И пока этот пудинг не покинет пределы нашего дома, мы не вправе ходить с гордо поднятой головой и смотреть в глаза порядочным людям. Значит, как бы трудно нам ни пришлось, пудинг должен отправиться по назначению, чтобы съели его не какие-нибудь там воющие и ноющие притворщики-побирушки, а настоящие бедняки, беднее некуда.

– И инжир с финиками, конечно, тоже, – с большим сожалением проявил последовательность Ноэль.

– Весь инжир, до последней штучки, – сурово подтвердил Дикки. – Я полностью разделяю мнение Освальда.

Благородное это решение несколько подняло наш дух. Мы спешно оделись во всё самое лучшее, слегка умылись и поспешили на поиски по-настоящему бедных людей, которым можно было отдать наш пудинг, а он, нарезанный на кусочки, уже лежал в корзине вместе с ирисками, финиками и инжиром.

Г. О. мы сперва не хотели брать с собой, потому что сам он так и рвался, но Элис не пожелала идти без него, в итоге пришлось ему разрешить.

Одеваясь во всё самое лучшее, вы поневоле испытываете волнение, которое хорошо утоляет боль, причинённую раненой честью, и боль эта если и не совсем проходит, то делается гораздо слабее.

Мы вышли из дому. Большинство людей ели свои рождественские пудинги, и улицы были пустынны и тихи. Вскоре, однако, нам повстречалась женщина в фартуке.

– Скажите, пожалуйста, вы бедны? – очень вежливо осведомился у неё Освальд.

Она посоветовала нам идти куда-нибудь подальше.

Следующим на пути попался потрёпанный мужчина с дыркой в левом ботинке.

Освальд снова спросил:

– Скажите, пожалуйста, вы человек бедный?

Мужчина проворчал, что лучше бы нам с ним шутки не шутить, иначе улыбочки наши окажутся у нас на затылках.

После такого желание объяснять ему, что мы совершенно не шутим, пропало, и мы грустно побрели дальше.

Наконец внимание наше привлёк молодой человек, лежавший на земле в парке возле обелиска. Общение с ним взяла на себя Элис.

– Ой, извините, пожалуйста, – начала она. – У нас здесь, в корзине, рождественский пудинг, и если вы бедный человек, то можете его взять.

– Беден, как Иов, – хриплым голосом подтвердил молодой человек, которому пришлось вылезти из-под красного стёганого одеяла.

Мы дали ему кусок пудинга. Он без слов благодарности и промедления вонзил в угощение зубы, однако секунду спустя швырнул кусок прямо Доре в лицо и ухватил за шиворот Дикки.

– Чтоб мне лопнуть, ежели я ща всю вашу компашку в реку не скину! – проорал этот малый.

Девочки завизжали. Мальчики закричали. Освальд, конечно, шагнул вперёд с намерением дать мужественный отпор оскорбителю старшей сестры, но его до сих пор пробирает дрожь при мысли, чем это могло бы кончиться, если бы рядом не оказался старый друг-полицейский. Ведь бедняк был порядочным громилой, а Освальд ещё не вошёл окончательно в пору подлинной мужественности, и река находилась к тому же чересчур близко.

Наш друг-полицейский отвёл буяна в сторону, а нам велел, не сходя с места, ждать, что мы и делали довольно долгое время, мучимые тревогой и ощущением полной неопределённости, пока неблагодарный молодой человек не убрёл с ворчанием прочь, кутаясь в своё одеяло, а наш друг-полицейский не возвратился со словами: «Он сказал, вы подсунули ему кусок пудинга из мыла и масла для волос».

Полагаю, вкус масла для волос пудинг приобрёл всё из-за того же душистого коричневого мыла. Мы сожалели об этом, но нам всё равно требовалось избавиться от пудинга.

Собственно, совсем рядом с нами текла река, воды которой могли принять что угодно. Но если вам взбрело в голову собрать деньги на еду для бедных детей и вы потратили их на пудинг, в корне неправильно потом выбросить этот пудинг в реку. Люди не жертвуют пенни, шиллинги и даже полкроны на прокорм праздничным пудингом оголодавшего потока воды.

Тем не менее мы больше не посмели расспрашивать прохожих, бедны ли они и их семьи, а также не пытались подарить им пудинг. Ведь вполне могло получиться, что кто-то из принявших угощение почувствует привкус мыла и масла для волос, прежде чем мы успеем удрать.

И тогда не кто иной, как Элис, сгоравшая от позора сильнее всех нас, остальных, подала самую лучшую из идей.

– А давайте, – сказала она, – отнесём его в работный дом[96]. Во-первых, там-то уж точно одни бедняки. А во‐вторых, оттуда без разрешения не выйдешь, а значит, они не смогут кинуться за нами вдогонку, после того как попробуют пудинг. Никто не позволит им выйти, чтобы преследовать людей, которые принесли им в дар пудинг, и обрушивать на них длань мщения. Ну а мы таким образом избавимся от покаянного пудинга. И это для нас будет чем-то вроде уплаты долга, который мы хоть и с опозданием, но возвращаем.

Работный дом показался нам недурным решением, и мы поспешили осуществить его, хотя на улице было очень холодно и животы у нас подводило гораздо сильнее, чем мы рассчитывали, когда выходили из дому. Охваченные смятением, мы даже ведь не попробовали простой пудинг, который по просьбе нашего доброго отца был приготовлен нам к рождественскому ужину.