Освальд направился в комнату, которая у нас называется, так же как в колледже, комнатой отдыха и сильно отличается от той, что служила приютом нашей честной бедности. Это прекрасное помещение с большим столом, широким диваном и ковром на полу (очень толстым, из-за ботинок Г. О.). Оно подходит для любых игр.
Элис вязала в подарок отцу носки. Боюсь только, не учла, что подъём у него другой. Высокий и изящный, как у Освальда.
Ноэль, конечно же, строчил стихи.
Вот и всё, что он успел сочинить.
– Для стройности следовало написать: «Носок у сестры дорогой растёт», – объяснил он. – Так и было задумано, но потом я решил, что это нехорошо по отношению к Доре.
– Спасибо тебе, конечно, – сухо проговорила Дора, – но не трудись, пожалуйста, проявлять ко мне доброту, если тебе не хочется.
– Заткнись, Дора, – вмешался Дикки. – Ноэль ничего такого не подразумевал.
– Он никогда не
– «Подразумевают», – поправила Дора. – И напрасно ты это сказал. Нельзя быть таким злым.
– Ну, ты как-то уж слишком ребёнка трамбуешь, – вступился Дикки.
А Элис воскликнула:
– Восемьдесят семь! Восемьдесят восемь! Ой, замолчите хоть на секундочку! Восемьдесят девять! Девяносто! Ну вот! Теперь мне придётся считать петли заново!
Только Освальд, один из всех, молчал и не кипятился. А рассказываю я это вам, чтобы вы поняли: охватившее нас тогда беспокойство было заразным, как корь. Киплинг его очень точно назвал «чёрным верблюжьим горбом», который словно бы вырастает у каждого, кто томится от праздного безделья. А великий Киплинг почти всегда прав.
Поэтому Освальд сказал:
– Давайте устроим совет. Киплинг в своих стихах пишет: чтобы избавиться от горба уныния и раздражения, идите и копайте, пока не вспотеете. Мы, правда, сделать этого сейчас не можем. На улице льёт ведь как из ведра, но…
Тут остальные прервали его решительным заявлением, что у них нет никакого горба. И вообще, им невдомёк, о чём это он толкует. Освальд в ответ терпеливо пожал плечами (остальные прямо-таки ненавидят, когда он терпеливо пожимает плечами, но это уже их личное дело) и больше не стал ничего говорить.
– Ой, Освальд, – не выдержала Дора. – Перестань, ради бога, так несносно себя вести.
Именно это, слово в слово, она и сказала, хотя он ничего ровным счётом не сделал.
В таком вот туманно-сумрачном унынии мы пребывали, когда дверь комнаты распахнулась и к нам вошёл отец.
– Привет, детишки! – добродушно воскликнул он. – Ну и жутчайшая мокрядь сегодня, не правда ли? И темень такая стоит с утра. Не понимаю, почему бы дождю не идти исключительно во время учебных семестров? По-моему, запускать его на каникулах – плохая задумка. Согласны со мной?
Мне кажется, все моментально себя почувствовали гораздо бодрее. Один-то из нас уж точно. Могу утверждать с полной уверенностью, так как имею в виду себя.
Отец зажёг свет, уселся в кресло и посадил Элис себе на колени.
– Во-первых, вот вам шоколадные конфеты, – протянул он нам самую лучшую большую коробку из кондитерской Фулера. – А помимо того, порадую вас хорошими новостями. Вы все приглашены на праздник к миссис Лесли. Она подумывает организовать разные игры и соревнования с призами для всех, а ещё там будет выступление фокусника и «волшебный фонарь»[98]
.Тень обречённости с наших лбов словно сдуло, и мы почувствовали, что любим друг друга даже сильнее, чем кто-либо может вообразить. Во всяком случае, Освальд уж точно почувствовал, а Дикки, как он потом мне признался, решил, что Дора не такая уж и плохая.
– Это будет через неделю, – уточнил отец, – и я вижу, что подобная перспектива вас радует. А следующая новость состоит в том, что к нам приехал погостить на пару недель ваш кузен Арчибальд, потому что его маленькой сестрёнке вздумалось заболеть коклюшем. Он сейчас уже внизу, разговаривает с вашим дядей.
Мы спросили, каков этот юный незнакомец, но отец не знал, потому что с братом своим, отцом Арчибальда, носящим то же самое имя, последние несколько лет редко виделся. То есть это отец нам так объяснил, но мы-то прекрасно знали: родитель юного Арчибальда не жаждал видеться с нашим, пока тот прозябал в честной бедности, но теперь, когда наш отец поправил своё состояние и делил кров с нашим индийским дядей, переселившись в прекрасный краснокирпичный блэкхитский особняк, всё изменилось.
Достаточная причина, чтобы дядя Арчибальд нам не слишком нравился, но мы считали несправедливым распространять своё отношение к нему на Арчибальда-младшего. Тем не менее приезд кузена порадовал бы нас гораздо больше, не отличайся его родитель такой заносчивой спесью.
К тому же имечко Арчибальд я считаю одним из самых поганых. Правда, окажись наш кузен хоть сколько-нибудь приятным, мы бы, конечно, стали звать его просто Арчи.