«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Правда, при доме имелся сад, вернее, клочок земли, усеянный обломками кирпичей, на котором почти ничего не росло, кроме крапивы, куста бузины и несчастного старого дуба, чьи лучшие дни явно остались далеко позади. Зато в заборе имелась дыра – очень удобная вещь, если нужно куда-нибудь быстро и незаметно улизнуть.

Однажды утром вышла история, которую няня назвала «представлением». Ноэль писал одно из своих бесконечных стихотворений и как раз добрался до строчек:

       Прекрасны солнце и луна,
И звёзды впечатляют.
Огромнейшая вышина
От нас их отделяет.

И выглядят они сластями,

Что ангелы себе срывают.
Вот захотят – и собирают,
И с удовольствием едят.

Мне говорят: они миры,

Но я так не считаю.
Хочу небес эти дары
Собрать себе я к чаю.

Тут-то и обнаружилось, что пишет Ноэль своё произведение на чистом листе в конце книги, которой школа наградила Дикки за успехи в латыни.

Элис, по неясным причинам любящая Ноэля больше всех остальных своих братьев, принялась, конечно, за него заступаться и сказала, что он это сделал не нарочно.

И конечно же, с обеих сторон было многое сказано, но мы, остальные, встали на сторону Дикки. Ноэль уже был достаточно большой. Следовало соображать, что он творит. В итоге поэт и его заступница отправились вдвоём на прогулку по окрестностям, как только он смыл с рук и лица следы рыданий.

Остальные посвятили светлую часть дня тому, чтобы поднять на дуб и приколотить длинную доску, призванную служить наблюдательной вышкой, если полчища сарацинов хлынут на Лондон. Лазать на дуб всегда было трудно, а в тот день особенно, потому что соседи привязали к стволу верёвку и развесили на ней только что выстиранное бельё.

Элис и Ноэль вернулись, когда солнце, по всегдашнему своему обыкновению, уже садилось на западе, и шли они к нам через поле со стороны сосняка, который мы ещё не исследовали, хотя в наши планы это входило.

– Ну вот! – возмущённо воскликнул Дикки. – Они были в сосновом лесу! Одни. Без нас.

Однако при первых же словах возвратившихся к нам исследователей топор войны, которым он до тех пор гневно потрясал, был зарыт.

– Освальд! Дикки! – выдохнула с волнением Элис. – Мы нашли сокровище!

Дикки заколотил в противосарацинскую доску последний гвоздь.

– Настоящее? Денежное? – спросил он и уронил молоток.

Крайне беспечный с его стороны поступок, на что Освальд, конечно, счёл нужным ему указать.

– Нет, не денежное, но тем не менее настоящее, – сообщила Элис. – Давайте созовём совет, и я вам всё расскажу.

Вот тут-то Дикки и доказал, что пусть он даже роняет с высот молотки, однако с топорами войны управляться умеет.

– Мне кажется здесь, – произнёс он, имея в виду противосарацинскую вышку, – для всех нас найдётся место. Полезай наверх, Ноэль. А ты, Освальд, подпихни его снизу. Когда они с Элис усядутся наверху, подсадишь Г. О., а я его подхвачу.

Элис стала вовсю восторгаться архитектурой наблюдательной вышки, грозящей сарацинам бедой, а Ноэль сказал:

– Послушай, Дикки, мне страшно жаль насчёт твоего приза.

– Да всё в порядке, – успокоил его брат. – Я стёр твои каракули хлебным мякишем.

Ноэль разинул рот, став похожим на голодного птенца, как всегда в таких случаях.

– Ты хочешь сказать, что моё прекрасное стихотворение превратилось в грязные хлебные крошки? – с усилением выдавил из себя он.

– Ничего страшного, – поспешила вмешаться Элис. – Я запомнила почти каждое слово. После чая опять запишем.

– А я-то подумал, ты будешь рад, – продолжил обиженно Ноэль. – Ведь пометки, сделанные в книге автором от руки, делают её гораздо ценнее. Мне так сказал дядя Альберта.

– Только это должен быть автор, которым написана книга, – сказала Элис. – А ты всё-таки, Ноэль, пока ещё не Юлий Цезарь, чьими «Записками о Галльской войне» наградили Дикки.

– И не хочу им быть, – вздёрнул голову Ноэль.

Только что восстановленные дипломатические отношения грозили вновь дать трещину. Ясно почувствовав это, Освальд спешно свернул разговор на главное:

– И насколько же ценно сокровище?

Элис начала рассказывать. Говорить ей пришлось шёпотом из-за соседей, которым вечно приспичит крутиться поблизости, когда это совсем некстати. На сей раз они снимали с верёвки высохшее бельё, распинаясь о том, что денёк выдался донельзя подходящим для сушки.

– Так вот, – прошептала с таинственным видом Элис. – Значит, так… Вам действительно кажется, что мы вдвоём можем сидеть на вашей наблюдательной вышке? По-моему, она слишком сильно прогнулась посередине.

– Тогда сядьте ближе к краям, – посоветовал Освальд. – Ну и что там с сокровищем?

– Мы отправились в сосняк, потому что знаем из книг Брет Гарта[146], что запах хвойной смолы ободряет раненый дух, – продолжила Элис.

– Это кто же и чей дух так ранил? – с возмущением, нараставшим в голосе при каждом новом произнесённом слове, поинтересовался Дикки.