«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

– Да-да, мне понятны твои чувства, – примиряюще отозвалась Элис. – Но у тебя ведь есть дуб. Полагаю, он ничуть не хуже, а может, даже и лучше. Особенно для англичан, которые празднуют День чернильных орешков[147] и… Так на чём я остановилась?

Мы ей напомнили.

– Ну, мы и пошли в сосняк, – снова стала она рассказывать. – Это очень хороший лес. Совсем дремучий, как в «Зазеркалье» Льюиса Кэрролла. Мы так и ждали, что любую минуту можем встретить там Бандерснатча, правда, Ноэль? Большой такой лес, и на другом краю его есть зачарованная пустошь. Довольно голая, с островками травы и колючими зарослями ежевики. Вот прямо посередине неё мы сокровище и обнаружили.

– Тогда показывайте, – потребовал Дикки. – Вы с собой-то его принесли?

Ноэль и Элис хихикнули, а потом Элис ответила:

– Не совсем, потому что сокровище – это дом.

– Зачарованный дом, – подхватил Ноэль. – Всеми покинутый. И сад при нём совсем как тот заброшенный из стихотворения Шелли «Мимоза».

– И вы вошли внутрь? – поинтересовались мы.

– Нет, – отозвалась Элис. – Мы вернулись за вами. Но там был один старик, который нам объяснил, что дом этот заканцелярен и никто жить в нём не может.

Г. О. спросил, что такое «заканцелярен».

– Уверен, старик хотел сказать «зачарован», – убеждённо произнёс Ноэль. – Полагаю, он просто прибег к какому-то архаичному термину. И слово «заканцелярен», по-моему, очень недурно звучит. А означает оно, как я уже говорил, зачарованный дом.

Тут пришла няня:

– Идите пить чай, мои дорогие.

Покинув противосарацинскую вышку, мы откликнулись на призыв. Ноэль принялся было за стихи под названием «Заканцеляренный дом», но мы заставили его прекратить, пока не выясним побольше, чтобы было о чём писать.

И вскоре пища для стихотворства действительно появилась. Причём, как выяснилось впоследствии, в количестве гораздо большем, чем кому-либо из нас хотелось.

Закатное солнце ушло, но оставило после себя на небе красную полосу. Она просвечивала сквозь сосны наподобие зарева от пожара, который вроде бы разгорелся поблизости, а на самом деле бушует на расстоянии в несколько миль. Горизонт окрасился в цвета клубничного мороженого, и на этом фоне «заканцеляренный» дом выглядел очень чёрным и очень таинственным.

Он был довольно велик, с забитыми досками окнами нижнего этажа, садом, и впрямь похожим на тот, что Шелли описал в стихотворении «Мимоза», мощённым плиткой двором и хозяйственными строениями. Сад ограждала высокая стена, утыканная сверху острыми осколками стекла, но Освальд и Дикки сумели через неё перебраться во двор.

Сквозь плитку здесь пробивалась трава. Двери конюшни и каретного сарая были ободраны по углам, словно после нашествия полчища крыс, однако самих этих крадущихся тварей мы нигде не увидели.

Задняя дверь дома оказалась заперта. Зато нам с Дикки удалось взобраться на бочку для сбора дождевой воды и заглянуть оттуда в маленькое оконце, сквозь которое мы увидели сушилку для тарелок, раковину с кранами, медный котёл и дырявое ведро для угля. Всё это было очень волнующе.

На другой день мы отправились туда снова, прихватив одолженную у соседей бельевую верёвку, которую завязали петлями наподобие верёвочной лестницы, и с её помощью каждый из нас сумел перелезть через стену.

Мы славненько поиграли, осаждая свинарник по всем правилам военной науки. Правда, команды отдавать приходилось исключительно шёпотом из опасения, как бы кто-нибудь нас не услышал и не явился, чтобы выгнать.

Поблизости обнаружились хвойный лес и поля, а сверх того – грозные объявления, висевшие снаружи дома. Они предупреждали, что нарушителей границ частных владений ждёт наказание, предусмотренное действующим законодательством.

Развязать узлы на соседской верёвке оказалось очень трудно. Мы одолели только один, а затем купили на карманные деньги точно такую же новую верёвку, а старую запрятали в укромном месте среди зарослей ежевики, чтобы воспользоваться ею, как только нам это потребуется.

Мы нашли обходной маршрут и теперь пробирались к дому сквозь лаз в живой изгороди и подъездную аллею, а не по открытым полям, где любой мог заметить нас и, проследив, куда мы держим путь, сказать, что нам туда ходить нельзя.

Походы к заброшенному дому стали у нас ежедневными. Наблюдательная вышка пустовала без дозорного, и, случись кровожадным сарацинам пройти той стороной на Лондон, город ожидало бы никем не предупреждённое ужасное нашествие.

«Заканцеляренное» пространство оказалось отличным местом для игр. Особенно после того, как Освальд выяснил настоящее значение слова «канцелярия» и уже больше не опасался, что его могут здесь превратить в какую-нибудь леди с головой свиньи или сделать от пояса до ступней мраморным.

Какое-то время спустя нам захотелось проникнуть в дом, причём захотелось так сильно, что сердца наши больше не радовались свинарнику и курятнику, где раньше мы блаженствовали, как в самом счастливом волшебном сне.