«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Освальд не отрицает и честно признаётся, что терпеть такого не собирался. Миг спустя братья уже катались по траве, а ещё чуть погодя Ноэль был уткнут лицом в землю и глотал пыль. Сам виноват. Ведь достаточно уже взрослый, чтобы предвидеть последствия своих поступков.

Затем Освальд медленно удалился с мячиком, а остальные подняли Ноэля и принялись утешать его. Все, кроме Дикки, который не принимал ничью сторону.

Освальд поднялся в спальню и лёг на кровать, весь во власти мрачных дум и сокрушений о несправедливости.

Вскорости его посетило намерение посмотреть, как там остальные, но исподволь, незаметно для них, чтобы они, чего доброго, не решили, будто это его хоть сколько-нибудь волнует. Он отправился в бельевую и выглянул в окно. Остальные играли в королей и королев, и у Ноэля была самая большая корона и самый длинный скипетр в виде деревянной палки.

Освальд, ни движением, ни звуком не обнаружив себя, отвернулся от зрелища, которое показалось ему омерзительным.

Тут-то его усталый взгляд и упал на одну любопытную деталь, которая раньше почему-то ускользала из сферы его внимания. В потолке бельевой комнаты был люк.

Освальд мешкать не стал. Запихнув крикетный мячик в карман, он долез вверх по полкам до люка, отодвинул защёлку на нём, толкнул дверцу вверх и, подтянувшись, проник в образовавшееся пространство. Там оказалось совсем темно и пахло пауками, но Освальд бесстрашно затворил дверцу и только после этого зажёг спичку. Он всегда носит с собой спички, потому что умён и предусмотрителен.

Пламя выхватило из тьмы прекрасное таинственное пространство между потолком и крышей дома. Крыша представляла собой уложенную на обрешётку черепицу, сквозь которую кое-где узкими полосками просачивался дневной свет.

Потолок с внутренней стороны оказался сделан из балок и листов шероховатой сухой штукатурки. Если идти по балкам, всё будет нормально, а вот на штукатурку лучше не наступать. Есть риск провалиться. Эту закономерность Освальд установил позже, а сперва просто повиновался инстинкту, и чутьё не подвело его, безошибочно подсказывая юному исследователю неизведанной территории, куда можно ступать, а куда нельзя.

Было здорово. И поскольку обида на остальных у Освальда ещё не прошла, он радовался, что обнаружил секретное место, о котором они даже не подозревали.

Он шёл по тёмному узкому проходу. Путь ему время от времени преграждали перекрещенные балки, и приходилось низко сгибаться, чтобы проскользнуть под ними. Наконец он достиг маленькой двери. Из щелей над и под ней сочился свет. Он отодвинул ржавые щеколды, открыл её и очутился на пологом участке крыши между двумя скатами. По бокам его ограждал парапет вышиной примерно в два фута[53], за которым того, кто здесь находился, снизу было увидеть нельзя. Идеальное потайное укрытие. Лучшего не придумаешь, сколько ни ломай голову.

Там Освальд и оставался всю вторую половину дня. В карманах у него очень кстати нашёлся том «Анекдотов Перси»[54] про адвокатов и несколько яблок. За чтением он время от времени подкидывал крикетный мячик, а когда тот вскоре куда-то укатился, решил, что поищет его потом.

Но вот прозвенел гонг к чаю, и Освальд, заторопившись вниз, ибо яблоки не спасают от голода, про мячик забыл.

На лестничной площадке он столкнулся с Ноэлем, который при виде его смутился и покраснел:

– Насчёт мячика было не совсем честно, потому что мы с Г. О. съели кокос. Можешь оставить мячик себе.

– Не нужен мне твой дурацкий мячик, – ответил Освальд. – Просто я ненавижу нечестность, но где сейчас мячик, не знаю, а как только найду, можешь забрать его и кидать сколько влезет.

– Значит, ты не злишься?

Освальд ответил, что нет, и они вместе пошли пить чай. Так вот всё и уладилось. А к чаю подали булочки с изюмом.

На следующее утро нас почему-то с утра пораньше неудержимо потянуло к реке. Не знаю уж почему. Назовите это Судьбой или Роком. По дороге мы зашли в «Розу и корону» за имбирным лимонадом. Тамошняя хозяйка – наш лучший друг и позволяет нам пить его не в баре, что было бы неприлично для девочек, а в своей задней гостиной. Мы застали её в ужасной спешке и суете, занятой изготовлением пирогов и желе, а две её сестры носились с огромными окороками, цыплятами, ломтями холодной говядины, салатом и солёным лососем, не говоря уже о подносах с посудой.

– Это всё для участников состязания удильщиков, – объяснила хозяйка.

– Что ещё за состязание такое? – поинтересовались мы.

– Ну как, – начала она, нарезая одновременно с быстротой и чёткостью хорошо отлаженного механизма огурец. – В назначенный день много удильщиков приезжают ловить рыбу на одном и том же участке реки, и кто выловит больше, тому полагается приз. Сейчас они удят на дамбе над Стоунхэмским шлюзом, а после явятся сюда на обед. По этой самой причине у меня рук ни на что не хватает.

– Может, вам помочь? – предложили мы.

– Ну конечно нет, – отказалась она. – Бегите-ка лучше, мои дорогие, отсюда оленями. А то я в такой запарке, что даже голову лишний раз повернуть некогда.

И мы побежали, в точности как эти робкие, но грациозные животные.