— Не придирайся к словам. Вы должны быть единым целым — это основа вашего успеха и счастья! Если ты увидишь в нём какое-то слабое место, помоги преодолеть его, если он вдруг захочет стать, как и ты, художником, помоги. По-моему, из него можно сделать кого угодно — он разумный человек; поговорив с ним несколько минут, я убедилась, что он не только умён, но и великодушен. Чтобы не потерять такого мужа, тебе надо постоянно совершенствовать себя. Кто знает, может, это новый Фрейд или кто ещё, и ему будет неловко перед коллегами за свою жену, которая не знает, что такое какая-нибудь остаточная стоимость.
— Не знаю, будет ли когда такое, что ему придётся краснеть из-за моего незнания остаточной стоимости, а мне уже сейчас неловко говорить коллегам и друзьям, что вышла замуж за колхозника.
— Во-первых, он не колхозник, а крестьянин, точнее, фермер, по старинке — помещик. А помещики гордились своим происхождением и положением. Есенин из крестьян, и он Есенин, а не кто-то из твоих звёзд три в одном. Одного в одном много, а тут аж три! Ужас, какая нагрузка на нормального человека! Поэтому и не видим хороших стихов, не слышим хорошей музыки. Но звезда! Совсем недавно Россия была в основном деревенская, и деревня дала миру очень много прекрасных учёных, людей искусства, генералов и адмиралов. Гордиться надо бы своим деревенским происхождением, а мы шарахаемся от него как от огня. Ты не забыла, что твой папа из деревни, в которой свет появился в семидесятые годы? Хорошо, что знаешь! И чем же он плох? Высшее образование, второй человек в районе, его знают в области…
— Но не первый! И не в области, не в Москве, а каком-то захолустном Магочане! Чем тут гордиться, не понимаю?
— Ты злой человек, — тихо вымолвила Валентина Ивановна, разглядывая дочь как что-то ей малоизвестное и непонятное. Огорчение мгновенно отразилось на её лице. Оно осунулось и омертвело. — Не ожидала, — Валентина Ивановна повернулась и побрела, еле переступая онемевшими ногами.
Юле хотелось кинуться вслед уходящей маме, говорить, что она не это хотела сказать, что она хорошо думает о родителях! Она знает, что папа достоин другой почести, но его отодвинули другие, совесть которых или спит, или совсем её нет. Но она осталась на месте, и была немым укором своим родителям, не способным пробиваться к вершинам власти. Неудачникам, по её мнению.
Через неделю она была в Духовщине, куда отвезла её Томка на своём дребезжащем драндулете.
Встретили её любезно. Нина провела, перехватив у неё чемодан с вещами, оставив в руках её мольберт и ящичек с красками, в дальнюю комнату с окнами на две стороны. Чистую и светлую. Раньше её занимал хозяин, но по просьбе Нины уступил молодым. Анатолия не было, они с Игорьком поехали за сеном и должны с минуты на минуту вернуться. Сжав ладони коленями, Юля с безразличием на лице рассматривала жилище. Кровать с двумя подушками, два стула и больше ничего, если не считать маленького зеркала на стене.
«Мольберт тут поместится, — рассуждала она. — Света достаточно, когда солнечный день. Ну, что ж, попробуем жить как бедные художники Франции. Авось, что-то изобразим!» Тихо улыбнулась и посмотрела в окно, что выходило на дорогу. По дороге плыла огромная куча сена, на макушке её сидел мужичок с ноготок, а сбоку вышагивал муж, в бороде которого застряли стебельки пряной травы.
«Вот она, идиллия современной деревенской жизни», — горестно улыбнулась Юля, но встала со стула, глянула на себя в зеркало, пригладила волосы. Она видела, как мужиков встретила Нина, с улыбкой что-то сказала Анатолию, тот на мгновение остолбенел, потом судорожно сорвал с головы шапку, ударил ею по ноге, похлопал по куртке руками, отряхивая сенную труху. Дёрнулся бежать в дом, но спохватился и снял Игорька с высокого холма. Вошёл в дом, сверкая улыбкой. Боязливо и неуверенно подошёл к жене. В шаге остановился.
— Ну, здравствуй! — сказала, улыбаясь, Юля. — Вот и я!
К ужину, который Нина сделала праздничным, собрались все, кроме деда Матвея. Занемог. Юля поставила на стол бутылку коньяка и шампанское. Все сидели, как в семье староверов, тихо, скромно, чинно. Анатолий нервничал. «Зря он старается угождать ей, — отметила Нина, заметив его лишние хлопоты около жены. — Часто вредит быть очень уж заботливым. Соскучился, бедняга! Счастьем облито всё лицо, глаз с неё не спускает!» И радость видеть человека счастливым переплелась с завистью. «У меня такого не было. И уже не будет», — больно кольнуло в сердце.
Сергей, на правах старшего, сказал первым:
— С вхождением, Юля, тебя в нашу, до сей поры дружную, семью! Теперь она должна быть ещё крепче и интересней, потому что две женщины — это уже союз, общество, наконец — сила! Нам, мужикам, придётся многое менять в своей жизни, чтобы не огорчать вас. Есть у нас теперь главное — молодая семья! Корень жизни! За то, чтобы корни были жизнестойкие и крепкие, я и предлагаю выпить!
Говорили все, говорили обо всём.
— Вот и художник есть у нас, — сказал Пётр, рассматривая этикетку на бутылке. — Но нет лекаря.