Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Все пожелания Франциска I воплощены в шедевре Клуэ. Он намеренно написал портрет его величества в старинной тщательной манере, благодаря которой большая картина кажется сильно увеличенной миниатюрой[1070]. Цвет, не приглушенный тенями, передает собственную окраску предметов. Контуры настолько точны, что позволяют разглядеть в подробностях любую деталь: и атласное платье в полоску, с золотым шитьем, и черный, с жемчужной россыпью и белыми перьями берет, и ювелирно отделанную золотую рукоять шпаги, и рыцарский медальон ордена Святого Михаила. Но не прошел даром и урок Фуке: торс Франциска, изображенный почти анфас, не уступает мощью торсу Карла VII, и здесь тоже есть веер линий, сходящихся вниз, к покрытому зеленым бархатом парапету. Однако если голова Карла чудом держится на тонкой шее, высовывающейся из широкого воротника, то голова Франциска утверждена как бы на мощной колонне, вырастающей из плеч, туго обтянутых одеждой. И не нужно Франциску церковных занавесок, придававших Карлу вид святоши, ведь он, Франциск, вытребовал у папы Льва X право назначать и смещать в своем королевстве и епископов, и аббатов, как ему заблагорассудится. Занавески и глухой фон заменены тяжелым орнаментом пурпурной парчи, в котором повторяется мотив короны.

Крупные формы, выписанные с тонкостью миниатюры, создают фантастический эффект: наблюдая за своими подданными, король позволяет им лицезреть себя, но остается недоступен для них, ибо пребывает в модусе совершенного бытия, не имеющего непосредственной связи с действительностью. Портрет Карла VII работы Фуке не ставил такой преграды между королем и его подданными. Клуэ же создал портрет монарха, чья власть приближается к абсолютной. Перед нами государь, который заключал свои указы формулой: «Ибо таково Наше желание».

«Сир, вы можете все, но вы не должны желать всего, что вы можете», – сказал однажды Франциску кто-то из вельмож[1071]. Скорее всего, он имел в виду неспособность короля соизмерить государственные доходы и расходы, что постоянно опустошало казну и подтолкнуло «наихристианнейшего короля»[1072] к позорному поступку: сразу после разгрома испанским императором Карлом V Туниса – гнезда мусульманских корсаров-работорговцев – и освобождения двадцати тысяч христиан Франциск I заключил с турецким султаном Сулейманом I Великолепным так называемые «Капитуляции» 1536 года: предоставил его североафриканским вассалам морскую базу в Тулоне и послал французскую эскадру опустошать вместе с корсарами Каир-эль-Дина берега Испании и Италии, чтобы не дать угаснуть доходному промыслу – торговле похищенными христианами.

Помимо контрибуции, выплачиваемой императору, не последней причиной опустошения королевской казны стало возраставшее из года в год желание Франциска I превратить замок Фонтенбло в художественную столицу Франции, которая не уступала бы великолепием дворцу Карла V в Гранаде. Италия ускользнула из его рук? Что ж, если прежде он называл местечком «более итальянским, чем сама Италия» Шато-де-Клу, близ Амбуаза, где провел последние годы Леонардо да Винчи, то теперь Италию заменит ему Фонтенбло. В мечтах он видел эту резиденцию центром искусств, «где люди Севера встречаются с Италией на полпути к ней, центром, с которым должны были считаться и итальянцы»[1073].

Но привязанность к замку Фонтенбло возникла у Франциска не сразу. Лишь после смерти Луизы Савойской, прожившей там свои последние годы в неустанных заботах по созданию женского придворного общества – среды, украшенной куртуазной галантностью и произведениями искусства, в которой оттачивался придворный этикет, – Франциск, благоговейно относившийся к матери, все чаще посещает этот замок, где ведутся ландшафтные, строительные и художественные работы, и начинает называть эти визиты «приездами домой». Впрочем, еще и в 1533 году он проводит там лишь семь апрельских дней – в охоте на лис, рыжих и черных, что можно понимать и буквально, и метафорически, ибо, по шутливому признанию старевшего сладострастника, «двор без женщин – все равно что год без весны и весна без роз».

Замок Фонтенбло поражает посетителей великолепием интерьеров, скрывающихся за довольно скромными фасадами. Строили его французы[1074], а отделывали итальянские мастера. В 1530 году Франциск I по совету Пьетро Аретино пригласил в Фонтенбло Россо Фьорентино и назначил его «главным начальником всех строений и всех живописных и других работ по украшению этого места»[1075].

В ансамбле сохранилось только одно произведение, безусловно созданное Россо (чьим главным помощником был Франческо Приматиччо[1076]), – галерея Франциска I. Она находится в построенном Жилем ле Бретоном трехэтажном корпусе, который примыкает восточным концом к покоям короля. Галерея занимает второй этаж корпуса. Из нее можно было выйти на террасы, простиравшиеся на всю ее длину с северной и южной стороны[1077]. На верхнем этаже находилась королевская библиотека, в нижнем устроили Банные апартаменты[1078].