Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Дух Микеланджело, не дававший покоя Россо, проявился не только в его попытке придать фрескам сходство с барельефами. Убийственное для живописи воздействие этой догмы он компенсировал, опять-таки вспоминая Микеланджело: ведь декор галереи Франциска в целом – это не что иное, как разновидность монументального гротеска, впервые примененного Буонарроти в росписи потолка Сикстинской капеллы. Россо тоже населил галерею нагими телами, изобразив их в различных масштабах, расположив рядом друг с другом живописные и скульптурные фигуры и таким образом намеренно придав им неодинаковую степень жизнеподобия. Однако принципиальное единомыслие обоих художников не сразу разглядишь за бросающимися в глаза различиями в исполнении замысла.

Обнаженные юноши («ignudi») на потолке Сикстины могут показаться скульптурными разве что в силу контраста с персонажами библейских «историй», и создается эта иллюзия исключительно средствами живописи. В Сикстине Микеланджело-живописец берет верх над Микеланджело-скульптором.

У Россо же обрамляющие фигуры буквально отрываются от стен. В перспективе они превращаются в кипящую массу, в пену, в которой фрески тонут. Россо-скульптор побеждает Россо-живописца. Но в отличие от вознесенного на двадцать метров потолка Сикстины, не позволяющего разглядывать «истории» отдельно от фигур «ignudi», в галерее Франциска вы можете рассматривать каждую фреску с такого расстояния, когда скульптура оказывается вне поля зрения. Живопись как будто берет реванш. Однако стоит вам двинуться дальше, как снова начинает перевешивать скульптура. Наконец вы понимаете, что здесь неуместно отдавать предпочтение тому или иному из искусств.

Галерею Франциска лучше всего осматривать мимоходом, поглядывая наискосок то влево, то вправо, то на стену, то на двор, видный через застекленную дверь. Очевидно, Россо видел свою задачу не в том, чтобы более или менее удачно разместить в простенках отдельные звенья цикла. Улавливая прихоти короля, он создавал галерею как целое, в котором одинаково важно все – и фрески, и стукко, и виды на окрестности, и панели пола и плафона, – но ничто не обладает автономной ценностью. Грациозная роскошь открывающейся перед вами перспективы превосходит все, что вы могли бы испытать, если бы суммировали впечатления от картин и от скульптур по отдельности.

Соединять в росписях мотивы, имитирующие и натуру, и скульптуру, – на это в Италии были мастера задолго до Россо[1087]. Но включить в декоративный ансамбль настоящую скульптуру на равных правах с живописью и создать таким образом совершенно новое отношение к убранству интерьера, при котором прелесть декорации затмевает концептуальную ценность отдельных сюжетов, – для этого мало было уметь сочетать «легкую манеру с потрясающей силой неожиданности»[1088]. Обладатель этих дарований должен был переместиться из Италии во Францию и найти заказчика в лице государя, чувствительного скорее к жизнерадостному, чем к глубокомысленному искусству. Нет худа без добра: оказавшись пленником Карла V в Испании, Франциск мог видеть там близкое его сердцу отношение к искусству в резиденциях правителей Кордовского халифата, созданных для земного блаженства[1089]. Хотя в концептуальном отношении ансамбль Фонтенбло родствен виллам, строившимся в те годы в духе «maniera moderna» итальянскими государями и аристократией[1090], художественный образ галереи Франциска далек от классических прецедентов.

Другое важное отличие гротеска Россо от микеланджеловского прототипа – грация фигур, особенно женских. Галерея Франциска явила миру новый канон женской красоты: торс должен быть длинным и гибким, груди небольшими и торчащими чуть врозь, голова маленькой, гордо высящейся на изящной шее. Держа над собой то чашу вина, то корзину с фруктами, девы Россо не могут защититься от сластолюбивого разглядывания со стороны, но в их обольстительной беззащитности кроется лукавое коварство: не опрокинется ли содержимое чаши или корзины на голову того, кто слишком далеко зайдет в игре эротического воображения?

Россо Фьорентино, Франческо Приматиччо. Нимфа Фонтенбло. Фрагмент убранства галереи Франциска I