Люси явно сопротивляется ощущению, описанному Джендлином (Gendlin, 1978), когда замечает происходящее в теле, признавая чувство, признавая то, что Дамасио (Damasio, 1994) описывает как соматические маркеры.
«Некоторые из этих бедных женщин находятся в гораздо худшем состоянии, чем я. Я начинаю думать больше о том, как мне повезло иметь моих милых детей и дорогого Б. [ее муж]. Я чувствую себя любимой. Я хочу поделиться этим чувством с некоторыми из этих бедных женщин. Я не готова умереть, но если я должна, то я перестану шутить так много и отталкивать всех от себя».
Когда Люси пробует более активно взаимодействовать с другими членами группы, она начинает думать об этом ощущаемом чувстве и сравнивать свое положение с положением некоторых других участниц группы. Физическое состояние Люси является в значительной степени более обременительным, чем состояние других членов группы, но поддержка и любовь, которую она получает в жизни, дает ей возможность почувствовать себя в более выгодном положении. Это контрфактуальное мышление, описанное Тайген (Teigen, 2005). Она чувствовала себя счастливой. Она заводила знакомства и поддерживала положительное мнение о себе самой. Это способствовало развитию ее жизнестойкости.
«Я люблю эти танцы. Б. и я стали гораздо ближе. У нас был действительно хороший разговор. Я помогла С. (другая участница группы) сегодня в танце джунглей. Я женщина-амазонка».
Люси почувствовала, что сможет отказаться от своей защитной говорливости и позволить мужу увидеть ее уязвимость. В процессе отзеркаливания в танце джунглей она смогла распознать уязвимость С. Она взяла С. (которая застряла и застыла) за руку, вывела ее из джунглей на солнце. Так она описала это словами.
Люси посетила две группы, всего шестнадцать занятий. Она продолжила работать волонтером в нашей клинике женского здоровья и создала группу поддержки для женщин, страдающих от лимфедемы. Мне сказали, что они, кажется, много танцуют там. Физиотерапевт сказал мне, что Люси стала более спокойной, расслабленной, дружелюбной и не такой нервной.
Барбара была пациенткой хосписа. Она перенесла двойную мастэктомию, лучевую терапию, химиотерапию и дополнительную гормональную терапию. Она жила без рака в течение шести месяцев после лечения, но рак дал метастазы в ее кости, печень и мозг. Она была прикована к постели, но ей давали достаточно лекарств, чтобы избавить ее от боли.
Барбара уже ранее посетила два восьминедельных блока «амазонских танцев» и попросила меня прийти к ней. Ей было за сорок – одинокая мать двоих детей, мальчика шестнадцати и девочки четырнадцати лет. Она была довольно полной до болезни, но сейчас сильно исхудала, и ей не хватало мышечного тонуса. Хотя она и была ослабленной, у нее было приятное выражение лица, и она сидела, опираясь на множество мягких подушек. Она была одета в очень красочную ночную рубашку или халат, и около ее постели было много цветов и растений. Она спросила меня, могу ли я вспомнить некоторые из танцев, которые мы создавали, когда она была в группе, и, если да, то не могла бы я изложить их ей в виде истории, в то время как она будет сидеть с закрытыми глазами. Она сказала, что хочет посмотреть, можно ли будет прочувствовать те чувства, которые она испытала в то время. Я спросила Барбару, был ли какой-то конкретный танец особенно значим для нее. Я также получила ее разрешение записать наш сеанс на диктофон, так как она была не в состоянии вести записи. Она дала разрешение при условии, что сможет услышать записанное и что в случае ее одобрения я отдам копию записи ее детям. Я согласилась.
Вот, что она сказала: «Пожалуйста, возьмите меня за руку, Джей, и расскажите мне историю того танца, когда мы взяли большие каноэ и отправились на маленький остров. Вы помните ее?».
Наши танцы рождаются во время сеанса. Разные путешествия, в которые мы отправляемся, создаются группой в момент танца. Единственная структура – это время, пространство, мое присутствие и идея о том, что они женщины-воительницы. Танцы и путешествия, которые возникают, – это совместное творение женщин. Иногда я присоединяюсь к ним, иногда я свидетельствую. Это форма активного воображения, как описано Джоан Ходоров (Chodorow, 1991). Я веду запись сеансов в своем дневнике, но этот сеанс я помнила и так. Мне не нужно было обращаться к моим записям.
Когда Барбара закрыла глаза, я взяла ее руку и медленно и ритмично стала рассказывать историю путешествия на маленький остров. Я начала говорить, и тело Барбары реагировало на содержание рассказа. Порой ее дыхание становилось совсем поверхностным, и тогда время от времени она вздыхала. Порой я видела, как ее плечи напрягаются и поднимаются почти до ушей. Сила, с которой она сжимала мою руку, менялась. Ее лицо реагировало, иногда хмурясь с выражением глубокой сосредоточенности, без улыбки. В конце концов она выпустила мою руку и открыла глаза. Она выглядела совершенно измотанной.