– Мойра! – Шарлотта с удивлением наблюдала, как ее мама наклонилась вперед и обняла маму Сэмми, когда та открыла им дверь.
– Я так рада вас видеть, – сказала Мойра. – Шарлотта, хорошо выглядишь.
Шарлотта почувствовала укол вины. Она выглядела хорошо, а Сэмми – нет.
– Мы очень рады, что Сэмми вернулся домой из больницы, – произнесла Амелия. – Твои молитвы были услышаны.
Шарлотта посмотрела на маму. Она хорошо себя чувствовала?
– Да, в последние дни он стремительно идет на поправку. На лучшее мы не могли и надеяться. Проходите. Сэмми будет вне себя от счастья, когда увидит Шарлотту.
Шарлотта подумала, что это, скорее всего, преувеличение. Сэмми будет лежать в кровати, не в силах вымолвить ни слова, а все его счастье окажется выражено в слабом движении мизинца – вот и все «вне себя».
– Это Шарлотта? – раздался голос Сэмми.
Услышав его, Шарлотта протиснулась мимо братьев Сэмми, толпившихся в коридоре, и бросилась в его комнату. Он сидел в кровати и выглядел так, как и должен выглядеть ее старый друг. Она накинулась на него с объятиями, не сдерживая слез, которые текли на его подушку.
– Я тоже рад тебя видеть, – засмеялся он.
– Ты здоров, – выдохнула она. – Мне сказали, что тебе лучше, но не сказали, что ты совсем здоров.
– Я и не здоров, – произнес Сэмми. – Я прикован к этой дурацкой кровати еще на две недели, а я уже на стену готов лезть от скуки. А еще мне запрещено заниматься любыми видами спорта в течение полугода. – Он усмехнулся. – Особенно футболом.
– Какая досада, – протянула Шарлотта.
– Что у тебя нового? – спросил Сэмми.
Шарлотта начала говорить, и слова полились из нее так стремительно, будто не могли находиться взаперти еще дольше. Шмели, девочки, птицы. Сарай.
Мистер Браун.
Она рассказала ему все. Сэмми слушал, сосредоточенно морща лоб.
– Он хотел броситься под поезд?
– Что? – переспросила Шарлотта, которая не задумывалась об этом раньше. – Нет, не думаю, что он… – Она осеклась.
Конечно. Сэмми был прав.
– Не думаю, что он пошел бы на это, – закончила она несколько неуверенно.
– Хорошо, что мы ему помешали, – сказал Сэмми. – Представляешь, какие перебои в движении вызвало бы нечто подобное?
– Это не шутки, – укорила Шарлотта.
– Да, извини. – Он посмотрел на нее. – Ты расскажешь об этом своим подругам?
– Каким подругам?
– Анна-Мария и Ния подобную сплетню с руками оторвут.
– Нет, – твердо сказала Шарлотта. – Мы не должны никому рассказывать. Достаточно того, что мы знаем, что произошло.
– И что сейчас с ним все в порядке.
– И с нами тоже, – добавила Шарлотта с улыбкой.
– Но ближе к делу, – сказал Сэмми. – Что у тебя в сумке?
Шарлотта вывалила содержимое на кровать, и они вместе посмеялись над ее рисунком, после чего Сэмми развернул свой подарок и изумленно ахнул.
– Это еще что, – сказала Шарлотта. – Погоди, пока не увидишь сарай моей бабушки!
Амелия сняла свой костюм с вешалки в гардеробе и, аккуратно сложив его, убрала в чемодан. Продажа дома состоялась, банк возместил все издержки, а она за последние пару месяцев накопила достаточно, чтобы погасить большую часть кредитов, взятых на ее имя. Лишившись этого дамоклова меча над головой, она решила, что им с Шарлоттой пора снова обзавестись собственным жильем, и сняла в аренду квартиру с двумя спальнями. Ничего сверхъестественного, ничего ультрамодного.
Но ее. И ее дочери.
Она слышала, как Шарлотта в соседней комнате разговаривает с палочниками, собирая свои вещи. Это была веселая болтовня, не такая, как в прошлый их переезд. Амелия заранее вынесла это решение на обсуждение, и хотя сначала Шарлотта не хотела покидать бабушкин дом, в конце концов она согласилась.
Благо они переезжали недалеко: она нашла жилье в десяти минутах ходьбы от дома своей матери. Она не хотела снова переворачивать жизнь Шарлотты вверх дном, поэтому та продолжит ходить в ту же школу и по-прежнему сможет каждый день видеться с Сэмми.
– Чашечку чая? – крикнула Грейс.
– Да, – сказала Амелия, – сейчас спущусь.
Если быть до конца откровенной с самой собой, она не хотела уезжать слишком далеко от матери.
Ради Шарлотты.
Нет. Не только ради Шарлотты.
Ради себя.
Когда рядом была Грейс, она не чувствовала себя матерью-одиночкой. Ее присутствие давало Амелии определенную свободу и позволяло по-настоящему отдаваться любимой работе, вместо того чтобы метаться между двух огней: пренебрегать работой, чтобы быть с дочерью, или пренебрегать дочерью, чтобы делать свою работу. Этот порочный круг вины работающей матери изрядно утомлял.
Грейс стала размыкателем в этом цикле. Амелия должна была простить свою мать, чтобы искренне принять помощь, в которой она так нуждалась.
И она это сделала.
К тому же, к своему удивлению, она обнаружила, что ей нравится общество матери. И ей казалось, что общаться с ней станет только легче, когда у нее появится свое личное пространство. Ей нужно было вернуть свою независимость.
– А тебе сок, Шарлотта? – снова крикнула Грейс.
– Да!
Шарлотта и Амелия встретились на лестнице и спустились на кухню вместе.