Многочисленные тексты, посвященные национальному стилю, способствовали распространению новой тенденции за пределами древней русской столицы и ее окрестностей, где были сконцентрированы стилизованные здания. Как заметил архитектор Н. В. Султанов в 1881 году, «спрос на произведения в русском стиле все увеличивается»[513]
. Наряду с признанием со стороны общественного мнения, национальный стиль был официально рекомендован для представления России на всемирных выставках; Академия художеств также допускала, что это была «самая значительная революция» в истории русской архитектуры [Лисовский 1976]. В 1883 году в императорском дворе на торжественном балу великого князя Владимира Александровича также приобщились к неорусскому стилю: известно, что и Александр III, и Николай II продемонстрировали личные наряды, разработанные в соответствии с новым направлением[514]. В последней четверти XIX века русский стиль пропитывал каждый слой культуры. Его можно было встретить ежедневно не только в выставочных павильонах и музейных залах, но и в церквях, общественных зданиях, частных резиденциях, на картинах, в театральных декорациях, декоративно-прикладном искусстве, кустарных мастерских, оформлении книг, костюмированных балах, внутренней отделке, ювелирных изделиях, оформлении меню, повседневной утвари и т. д.[515] Судя по тому, как пресса представляла триумф вновь открытого стиля в изобразительном искусстве, могло бы показаться, что русские в конце концов нашли язык для формирования своей идентичности – как в церемониальных показах, так и в повседневной жизни. Возрождение допетровской традиции было редким примером взаимодействия государства и общества в продвижении русского стиля как уникального выражения культурной идентичности. Уортман показывает, как эта идея поддерживалась и культивировалась власть имущими. Более того, повсеместное присутствие национального стиля в обществе в целом наделяло его не только властью, но и популярностью. Сила и прочность данной версии идентичности покоились на временном союзе высшей власти и широкой публики.Москва, центр национальной культуры
В 1860-х – 1870-х годах в Москве произошло знаменательное расширение культурного пространства, когда древняя русская столица стала центром переосмысленной традиции, а современные западные влияния остались в космополитическом имперском Санкт-Петербурге. Н. В. Поленова вспоминала о современном настроении: «Общее национальное направление того времени влекло вглубь России, подальше от официального искусственного Петербурга» [Поленова 1922: 26].
Современники соглашались, что национальное возрождение последней трети XIX века было главным образом московским явлением. Так С. И. Мамонтов заявлял: «Вне всякого художественного центра Москва все-таки может дать много самобытного, свежего, не загаженного материала для художника»[516]
. Художники также испытывали гордость и бесконечное вдохновение в древней столице. Репин, например, радовался: «Москва до такой степени художественна, живописна, красива, что я теперь готов далеко, за тридевять земель ехать, чтобы увидеть подобный город <…> я почту себе за счастье жить в Москве!» [Репин, Стасов 1948: 138]. Васнецов вспоминал, что испытал похожее чувство при знакомстве с городом: «Когда я приехал в Москву, то почувствовал, что приехал домой и больше ехать уже некуда. Кремль, Василий Блаженный заставляли чуть не плакать, до такой степени все это веяло на душу родным, незабвенным» [Васнецов 1987: 151].Несколько вех определяют прогресс национальной культуры по мере ее перемещения из Санкт-Петербурга в Москву: перенос Румянцевского музея в 1862 году; Этнографическая выставка 1867 года, ставшая родоначальницей еще одного московского публичного музея, Дашковского; Политехническая выставка 1872 года и два постоянных института, которые она породила – Политехнический и Исторический музеи. Новые московские учреждения культуры считались подлинно общественными, учитывая, что Румянцевский, Этнографический, Политехнический и Исторический музеи появились в результате инициативы со стороны частных лиц и добровольных объединений. Во второй половине XIX века частные лица и общества стали играть все более важную роль в продвижении музейного века в Москве. В отличие от Эрмитажа или Академии художеств в Санкт-Петербурге, московские выставки и музеи не слишком полагались на поддержку государства[517]
.В Москве музейный век начался с переезда Румянцевского музея, одного из старейших культурных учреждений Санкт-Петербурга. В мае 1862 года, в том же году, когда по всей стране праздновалось тысячелетие России, музей открыл свои двери публике в Москве. Едва обращавший на себя внимание прежде, 30-летний музей внезапно попал на первые страницы прессы, где его называли ни много ни мало национальным музеем России.