Читаем Искусство XX века. Ключи к пониманию: события, художники, эксперименты полностью

Пейзаж с красными крышами Мориса де Вламинка напоминает о методе Сезанна, но анализ формы здесь не имеет большого значения. Для художника гораздо важнее эффектное декоративное сочетание красок. В этом случае не важна проработка фактуры предметов и другие их характеристики. Цвету просто нужны некоторые границы, а предметы позволяют их очертить. Отчётливо видно, что, оттолкнувшись от опыта постимпрессионистов, фовисты стали развивать идею силы и самодостаточности цвета. Они отвергли символику, невыразимость сложных чувств, ушли от мифологии, не стали анализировать природу по-сезанновски. Остались только чистые и счастливые краски. Цвет стал единственным героем картин, ведь его способен видеть и воспринимать почти каждый.


Альбер Марке. Мост Сен-Мишель и Нотр-Дам. 1905 г. Музей изящных искусств, По


Картины фовистов не всегда резкие и кричащие. В работах Альбера Марке радость звучит тихо и плавно. В его марсельских пейзажах палитра состоит из жемчужно-серого, бирюзы и бледной охры. Но даже серый не несёт оттенка грусти. Он преобладает в парижских видах, где неизменно встречается Сена с её многочисленными мостами. Художник, добавляя к светло-серому тёплые оттенки, делает его прозрачным и нежным. Это придаёт масляной живописи Марке эффект акварели.


Альбер Марке. Порт в Марселе. 1916 г. Музей искусств Охары, Курасики

Чем более южный город он писал, тем прозрачнее оказывался цвет, тем больше света и тепла попадало в пейзаж.

Он будто подогревал или охлаждал картину красками в зависимости от города, который изображал. Париж кажется прохладнее Марселя: для каждого города – свой набор цветов и оттенков. Для пейзажа Марке выбирал доминирующий цвет и заполнял им большие плоскости, без мелких вкраплений мазков других цветов. Как и все фовисты, он обобщил форму, выбрал главные цвета и «разлил» их в картине.

«Дикость» фовистов выражается не только в простоте и яркости формы, но порой и в её грубости. Голубая обнажённая Анри Матисса напоминает архаическую статую, непропорциональную и мощную, будто вырубленную из камня древним скульптором. Синие пятна теней на её коже не кажутся лёгкими и скользящими, и это делает облик женщины неестественным, пугающим.


Анри Матисс. Голубая обнажённая. 1907 г. Частная коллекция


Упрощённость фигур Сезанна и Гогена не так далеко отстоит от классики по сравнению с тем, что делает Матисс. Начиная свой творческий путь, как многие, с копирования классической живописи в Лувре, Матисс понимал, что реалистическое искусство исчерпало себя. Курс, взятый на неопримитивизм, увёл живопись не только от копирования реальности, но и от привычных представлений о прекрасном. Поскольку целью стало возвращение искусства к первозданности, художник воспроизводил форму так, как это делал бы древний мастер, незнакомый с идеалами красоты западноевропейского искусства: подчёркивая мощь, телесную силу, ставя акцент на наиболее важных частях фигуры.

Свежесть красок, дикарская первобытность обнажённых тел воплотились в панно Анри Матисса «Танец». На интенсивном ультрамариновом фоне показаны танцующие в хороводе оранжево-красные фигуры. Цвет отсылает к изображениям на древнегреческих вазах, но в этом стоит видеть напоминание о начале европейской цивилизации, а не классическом идеале красоты. Художник возвращается к схематической и условной трактовке тела, как это делалось в древности. Вместе с тем важно было показать наготу – знак жизни, красоты, молодости.


Анри Матисс. Танец. 1910 г. Эрмитаж, Санкт-Петербург

Перейти на страницу:

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров
Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров

Книга Кати Дианиной переносит нас в 1860-е годы, когда выставочный зал и газетный разворот стали теми двумя новыми пространствами публичной сферы, где пересекались дискурсы об искусстве и национальном самоопределении. Этот диалог имел первостепенное значение, потому что колонки газет не только описывали культурные события, но и определяли их смысл для общества в целом. Благодаря популярным текстам прежде малознакомое изобразительное искусство стало доступным грамотному населению – как источник гордости и как предмет громкой полемики. Таким образом, изобразительное искусство и журналистика приняли участие в строительстве русской культурной идентичности. В центре этого исследования – развитие общего дискурса о культурной самопрезентации, сформированного художественными экспозициями и массовой журналистикой.

Катя Дианина

Искусствоведение