Исландия

У меня есть своё тайное побережье,
гавань, к вечеру становящаяся пустынной.
В сумерках из небольших отверстий в песке
там и здесь появляются
глаза на ниточках. Это крабы
выходят поживиться, пропесочить мусор,
оставленный отдыхающими.
В гавани, если плавать с маской,
можно увидеть поваленный лес
гранитных колонн, волнорезы,
изваянные когда-то из особого бетона,
замешанного на пепле Везувия.
Можно ступить на стёртую прибоем лестницу,
ведущую в глубины морского царства.
На песке этой бухты когда-то
я написал твоё имя. С тех пор
оно превратилось в золото заката
и стало вечным. Так глубоко эта бухта
запрятана в сердце. Так многое
мне ещё нужно ей прошептать в ночи,
под звёздами, и она услышит.

* * *

Те, кто долго смотрит на звёзды,
не могут никак проснуться.
Утром идёшь к морю на поклон.
Морская вода ещё помнит вечность,
которой отныне нет. Горизонт стёрт.
Улицы, площади заросли травой.
Статуи ожили и сошли с постаментов.
Собираясь группами, они играют
в мраморный мяч или на берегу
собирают ракушки. Стёрты даты и имена.
Губы не могут ничего нащупать.
Всё затерялось среди дикой природы.
Только деревья ещё помнят свой разум.
Тела превращаются в лодки.
Паруса наполняются вечерним светом.
Свет исчезнувших звёзд достигает небосклона.

* * *

Однажды в Крыму я плыл
вдоль скалы, подо мной шла
отвесная пропасть лазури.
Как вдруг из глубин
вышвырнуло пласт
ледяной воды: всплыл линзой.
Так бывает у отвесных берегов.
Что было делать? Только
яростно плыть. Вот и время
сейчас – это всплывшая
доисторическая вечность,
она смешана с дыханьем
Коцита. Как и тогда – лишь
остаётся набрать скорость,
пока судорога не свела тело,
и выплыть.

* * *

Всегда завидовал спелеологам.
Всегда мечтал найти Платонову пещеру.
Сердце замирало от рассказов,
как где-то там на страшной глубине,
в родильном сифоне, в щели перехода не
повернуться, не понять, где верх, где низ,
и тогда приходится выдыхать,
чтобы хоть немного ещё чуть протиснуться в толщу.
Поиски идей напоминают те же приключения.
Столько я оставил реальных пещер позади,
нетронутыми с их лампой Аладдина,
предпочитая древний свет солнца.
Сизые лавры, снежные олеандры –
под ними внизу у скал сверкает море.
Одежда скользит по наготе,
подобно сну, покинувшему нас.
Аромат сосны и тишина рождают женщину.
Так много золота кладёт к её ногам закат.
Закроем окна, и в результате она
приближается. Сети мокрых волос,
пахнущих шанелью. Ты весь –
сначала серебряная струйка
в глине потёмок, ясный и новый, и
превращаешься в ливень.

* * *