Я дожевал последний кусок питы с ломтиком ободранной воблы и сидел, впитывая отдых неподвижности каждой клеточкой тела. Сколько я просидел так – не знаю, но вдруг произошло то, что переменило мою жизнь. К пожарному крану свернули с дороги два мужика, одетые в бедуинские хламиды – джалабеи. Они были замотаны арафатками и платками, удерживаемыми на голове при помощи тканого обруча. У каждого было по рюкзаку. Значит, путники вроде меня.
Один из этих людей пустыни был повыше, худощавее. Второй ниже, шире в кости, помясистей. Потом я назову их про себя Коренной и Пристяжной. Обычное дело для восточных людей: глаза сторожкие, ловят всё, что происходит и вблизи, и подальше, хотя впрямую на тебя не смотрят, только боковым зрением. Глаза такие непригодны для выражения мысли или изящных движений души. Правда, в любой европейской толпе такие глаза тоже встречаются.
Эти двое напились воды, набили рюкзаки наполненными бутылями, как я. Потом достали горелку, раскочегарили, сварили кофе и протянули мне стаканчик.
Сначала я задумался, но решил не отказываться.
– Куда путь держим? – покосился на меня Пристяжной.
– Да вот, решил по пустыне прошвырнуться.
– Пустыня большая.
– Я на Ослиной ферме живу.
– А что там, в пустыне, мёдом намазано?
– Да ничего, просто так хочу прогуляться. Как турист.
– Турист. В пустыню за одним ходят.
– За чем?
Пристяжной не ответил, и от этого взгляда мне стало неуютно. Коренной вдруг встрял:
– В пустыню ходят, чтобы найти верблюда. Понимаешь?
– Нет-нет, я не понимаю, – сказал я. – Какого верблюда?
– Не укрыться тому, кто ведёт верблюда, – сказал Пристяжной скороговоркой. Эту мантру я услышу от него ещё не раз и не два; других заповедей он не ведал, только я об этом узнаю слишком поздно. – Не умеешь справиться с верблюдом – научим. Если хочешь.
– А вы что, тоже голубую верблюдицу ищете?
– Тоже. Только тихо, – Пристяжной обернулся на ворота базы. – Она нас не подпустит к себе, она нас знает. А тебя подпустит, ты ей нравишься, как я погляжу.
– Да я… – А что – я? Куда я? Как я? А тут бывалые мужики, вездеходы. Конечно, они выглядят подозрительно, следили, значит, за мной, пока я за верблюдицей шастал. Но я что, боюсь их, что ли? Отмахаюсь, если что. А то и просто убегу налегке, меня им не догнать, даром я, что ли, столько с оборудованием по горам лазил. Пустыня сейчас казалась страшнее. Да и интересно было с верблюдицей разобраться. – Если возьмёте, так я с вами, – произнёс я.
– Ну что, Абудалла, возьмём парня, что ли? – ухмыльнулся Пристяжной.
– Возьмём. Почему не взять хорошего человека, – оскалил зубы Коренной. Явно он был главный в этой паре. Позже я не раз думал, что они меня всё равно подловили бы где-нибудь – мы шли параллельным курсом, можно сказать, а тут я сам им в руки упал, как груша. Но это всё потом, а сейчас Пристяжной молвил:
– Тогда давай договор закрепим.
И он мигом извлёк из рюкзака трубку и наладил в её чашечку кусок какого-то зелья, чёрт их знает, что они такое дули здесь, в пустыне.
Со второй затяжки я отъехал окончательно и только помню, что мне было ужасно жарко и весело, меня всего распирало и несло, я трепался неостановимо, всё больше про мои прошлые походы и что настоящих мужиков лишь в пустыне можно встретить. Коренной только склабился по-волчьи и молчал, а Пристяжной хлопал меня по плечу: «Правда твоя, друг!», «Что слаще халвы? Только дружба после вражды» – и прочее такое.
Потом мы долго шли по глинистому руслу вади. Я спотыкался и даже один раз упал, но сразу лихо вскочил, как ни в чем не бывало.
Понемногу начало темнеть, и они затолкали меня в какую-то пещеру и велели не высовываться.
В пещере я протрезвел. Вскоре меня аж затошнило от страха, тёмный ужас рвал мысли в лоскуты, только одна возникала раз за разом – бежать, бежать, исчезнуть, как только представится возможность. Без разговоров и объяснений, как можно незаметнее. Сейчас делать ничего не нужно, пусть всё идёт, как идёт. Только выжидать. Какое-никакое, это было решение, но всё равно меня била дрожь, и очень хотелось домой, к Мирьям. Я выбрался из пещеры – и уткнулся в дуло «беретты», наставленной Пристяжным.
– Бери рюкзаки, осёл.
Что-то подобное я подозревал с самого начала и не слишком удивился.
Коренной вывалил из моего рюкзака всё содержимое и тщательно разобрал, рассовывая по карманам своего рюкзака.
– Ты чего творишь, скотина, – шарахнулся я в его сторону, но тут прозвучал выстрел и рикошетом по скале взвизгнула пуля. Я присмирел и тут же получил пинок в спину, потом ещё.
Позади меня Пристяжной процедил:
– Бери груз, осёл, а то Абудалла тебе кишки выпустит.
Задыхаясь от ненависти, я навесил на себя оба их рюкзака, спереди и за спину. Я в жизни никогда не попадал в такие ситуации. Смерти я не боялся, но умирать так глупо не планировал. Словно сквозь чёрную дыру меня всосал совсем другой, жуткий мир, где вживую происходят грабежи, убийства, пытки, бог весть что – вещи, о которых раньше только читал, или слышал, или видел в кино. Мыслей не было, надежды не было, только дрожь в поджилках, холод в глубине живота и неведомый до тех пор страх.