Исландские пряди

А когда конунг уезжал от Рауда бонда, тот дал ему на прощание богатые подарки. Сыновья Рауда уехали вместе с конунгом, поскольку тот решил, что ему без них не обойтись[1100]. Первым делом конунг отправился к Бьёрну управителю, и все оказалось так, как говорил Даг. После этого конунг изгнал Бьёрна из страны, и только благодаря конунговой жене тот сохранил жизнь и остался цел и невредим.

ПРЯДЬ О ВЁЛЬСИ {40}

О том, как конунг на севере обратил в христианство невежественных людей

И вот Олав конунг вновь узнает о том, что еще не вся страна приняла крещение, тогда как его желанием было обратить в истинную веру всех людей в своей державе, где бы они ни жили, будь то на каком-нибудь островке или на мысу.

Как явствует из старинной песни, жил на одном мысу на севере Норвегии, где была хорошая заводь для боевых кораблей, вдали от обитаемых мест и больших дорог, бонд со своей хозяйкой, оба уже в летах. У них, как говорится в начале той песни, было двое детей, сын и дочь:

Жил на мысу
старик достойный
с женою в летах,
своею старухой.
С Биль покрывал[1101]
прижил смелый
сына да дочь,
сметливую очень.

Жили там также раб и рабыня. Хозяин был человек умный и ни во что не вмешивался, старуха же была женщина властная и всем заправляла в доме. Хозяйский сын никогда не унывал и был большой весельчак и насмешник, человек задиристый. Хозяйская дочь была постарше брата и сметлива, хотя и выросла вдали от людей. У бонда была большая охотничья собака, которую звали Лэрир[1102]. Никто из них и понятия не имел о святой вере.

Однажды поздней осенью случилось так, что у хозяина околел ломовой конь. Это был весьма жирный жеребец, и поскольку язычники употребляли в пищу конину, его было решено съесть[1103]. Сдирая с него шкуру, раб первым делом отрезал у него тот член, которым природа снабдила всех тварей, что плодятся, сходясь с себе подобными, и который, согласно древним скальдам, у лошадей зовется «игрецом». И только раб отрезал его и уже собрался было отшвырнуть прочь, как к нему со смехом подскочил хозяйский сын, схватил тот игрец и вошел с ним в дом. Там как раз сидели его мать с дочерью и рабыня. Хозяйский сын потряс перед ними игрецом, не скупясь при этом на глумливые слова, и сказал такую вису:

Гляньте-ка все:
тут Вёльси[1104]

-игрец,владел им прежде
конь-отец.
Ты ж, верно, раба,
рада б была
меж ляжек к себе
залучить молодца.

Рабыня расхохоталась, а хозяйская дочь попросила его выкинуть эту мерзость. Но тут встает старуха, заходит с другой стороны, выхватывает его у того из рук и говорит, что нечего попусту выбрасывать то, от чего может быть прок. Затем она идет, хорошенько обсушивает его и оборачивает в льняной платок вместе с луком и другими травами, чтобы он не сгнил, и кладет в свой сундук.

И вот идет осень, и, что ни вечер, старуха достает его, всякий раз приговаривая при этом какие-нибудь восхваления, и дело доходит до того, что она обращает на него всю свою веру и начинает почитать его как бога, вводя в такое же заблуждение своего мужа и детей, а также всех прочих домочадцев. Он же с дьявольской помощью подрос и настолько набрался сил, что обрел способность вставать рядом с хозяйкой, когда ей этого хотелось. А потому старуха взяла за обычай всякий вечер приносить его в покой, где они сидели, и там каждый из них должен был произнести над ним вису[1105] — вперед всех она сама, затем хозяин, а там один за другим все остальные, пока очередь, наконец, не доходила до рабыни. Из того, что каждый из них произносил, видно, как они к этому относились.

Олав конунг встречается с людьми, живущими на мысу