Исландские пряди

— Из всех твоих вис в этой тебе особенно хорошо удались заключения фьордунгов[1719], к тому же ты не преминул заметить, что я знаю толк в битвах. А теперь, если ты неимущий человек и тебе приходится терпеть нужду, приходи ко мне, и я дам тебе денег.

— Государь, — говорит тот, — я ни в чем не нуждаюсь, и рыбу я ужу лишь ради забавы. Я был вместе с Олавом конунгом, твоим братом, при Стикластадире[1720], а зовут меня Торгильс.

Тут он сбросил с себя рыбацкий плащ с капюшоном и оказался молодцом, каких мало. После этого он уехал вместе с конунгом.

ОБ ОЛАВЕ КОНУНГЕ И ЧЕЛОВЕКЕ-ВОРОНЕ {78}

Как-то раз, после того как люди Олава конунга собрали причитающиеся ему подати, конунг спросил у них, где их лучше всего принимали. Они отвечали, что, пожалуй, это произошло в некоем фюльке[1721]. Конунг сказал:

— И что же там было такого, что это место понравилось вам больше других?

— Государь, — сказали они, — там живет один селянин, такой старый, что он знает множество всяких вещей. О чем бы мы его ни расспрашивали, у него на все находился ответ, так что мы немало позабавились, беседуя с ним. Сдается нам, что ему ведом даже язык птиц[1722].

Конунг сказал:

— Все это лишь досужие выдумки, и я в это не верю!

А однажды, когда конунг плыл вдоль побережья и проплывал мимо каких-то проливов, он спросил, что за селения лежат на берегу. Его люди отвечали:

— Государь, мы рассказывали вам об этом фюльке — это здесь нам был оказан самый лучший прием.

Конунг сказал:

— А что за дом стоит там, над проливами?

Они отвечают:

— Этот дом принадлежит тому мудрому человеку, про которого мы вам рассказывали.

Потом они заметили возле дома лошадь. Тут конунг говорит:

— Сейчас же идите и убейте эту лошадь.

Те говорят в ответ:

— Нам не хотелось бы наносить ему ущерб, ведь он не заслужил от нас такого.

— Это мне решать, — говорит конунг. — Отрубите лошади голову, но остерегайтесь, чтобы кровь пролилась на землю. Принесите ее нам на корабль, а после сходите за бондом, да только ничего ему не говорите о том, что вы сделали с лошадью. И не вздумайте ослушаться, не то вам это будет стоить жизни. Передайте старику, что я хочу с ним повидаться.

После этого они сходят на берег и делают все, как им было велено. Они передают старику поручение конунга, и тот идет и встречается с ним.

Конунг спрашивает у бонда:

— Кому принадлежит земля, на которой ты живешь?

Тот отвечает:

— Это ваши владения, государь, и за эту землю вы получаете плату.

Тогда конунг говорит:

— Укажи-ка нам путь вдоль берега, ведь он должен быть тебе знаком.

Тот так и делает. А когда они шли на веслах, к кораблю со страшным карканьем подлетела ворона. Бонд взглянул на нее. Конунг спросил:

— Уж не нашел ли ты чего необычного в этом вороньем карканье, бонд?

— Не без того, — ответил бонд.

В этот самый момент над кораблем с карканьем пролетает другая ворона. Тогда бонд перестает грести, так что весло лежит у него в руке без дела. Конунг произнес:

— Похоже, ты раздумываешь над тем, что сказала эта ворона[1723].

Бонд отвечает:

— Государь, мне кажется, теперь я начинаю понимать, что она говорит.

Тут в третий раз подлетает ворона, да так близко, что на лету задевает корабль, и кричит пуще давешних. Бонд поднялся ей навстречу. Она что-то прокаркала ему, после чего бонд не стал больше браться за весла. Конунг спросил:

— Что она говорит теперь, бонд?

Тот сказал:

— Навряд ли мне это известно.

— А ну-ка говори, — сказал конунг.

Тогда бонд произнес:

Каркает переярая—
нешто ведомо неразумной?
И двухлетка о том же —
вороне поверю ль?
И трехлетка ей вторит—
да много ль в том толку? —
что гребу, мол, я, сидя
на голове кобыльей,
и, мол, ты, конунг,
сбондил добро у бонда.

Конунг сказал:

— Что я слышу, бонд! Ты посмел назвать меня вором? Не дозволено вести такие речи.

— Согласен, государь, что это недозволенные речи, — отвечает бонд, — однако же, похоже, вы сыграли со мной какую-то шутку.

Конунг сказал:

— Так и есть, бонд, и мы сделали это ради собственной забавы. Но я дам тебе возмещение.

Конунг наделил его богатыми подарками и простил ему плату за землю, на которой тот жил. На этом они расстались, и бонд отправился домой.

О СИГУРДЕ КОНУНГЕ И ОТТАРЕ {79}

Рассказывают, что на Троицын день Сигурд конунг сидел на своем престоле в окружении друзей и множества других людей. Все видели, что конунг сильно удручен и находится в мрачном расположении духа, и многие опасались того, что из этого может выйти.

Конунг поднялся и обвел глазами людей, которые сидели на скамьях вокруг него. Прежде чем заговорить, он взял в руки драгоценную книгу, которую он привез в страну. Она была целиком написана золотыми буквами[1724], и никогда еще в Норвегии не появлялось другого такого сокровища. Подле него сидела конунгова жена[1725]. Тогда конунг сказал: