И когда он произносил это, он стоял выпрямившись и вытянув шею, как если бы он был готов принять удар конунгова меча. Сигурд, который впоследствии стал епископом, рассказывал, что ему тогда небо с овчинку показалось, такой страшный вид был у конунга[1733]
. После этого конунг вошел в палату, а епископ пошел домой и пребывал в таком прекрасном расположении духа, что смеясь приветствовал каждого встречного дитятю и играл пальцами[1734].Сигурд сказал:
— Вы так веселы, господин. Неужто вам не приходит на ум, что конунг может обрушить на вас свой гнев и что было бы разумнее уехать?
Епископ сказал тогда:
— Сдается мне, скорее всего, он этого не сделает. Но можно ли пожелать лучшей кончины, чем умереть за святое Божье христианство и воспрепятствовать тому, чему не должно произойти? Я радуюсь, что поступил так, как обязан был поступить.
Затем в городе поднялся большой переполох, и люди конунга Сигурда стали собираться в путь с большими запасами зерна, солода и меда. После этого конунг направляется в Ставангр и там принимается готовиться к пиру. А когда об этом узнает тамошний епископ[1735]
, он встречается с конунгом и спрашивает, правда ли, что тот намерен жениться при живой конунговой жене. Конунг отвечает:— Так и есть.
Епископ сказал:
— Коли так, государь, вам должно быть известно, что людям низшего звания это строго-настрого запрещено. Не исключено, что вы сочли, что вам позволительны такие вещи, поскольку у вас гораздо больше власти, однако это совершенно противозаконно, и я не знаю, отчего вы вознамерились содеять такое в нашей епархии и тем самым нарушить Божьи заповеди и покрыть позором святую церковь и наше епископство. Возможно, вы пожелаете теперь сделать немалое денежное пожертвование в пользу здешней церкви, дабы таким образом загладить свою вину перед Богом и нами.
Конунг сказал:
— Я готов дать вам денег, да только уж больно вы не похожи на Магни епископа[1736]
.Конунг ушел, и ему это пришлось по нраву так же мало, как когда на его женитьбу был наложен запрет. Затем конунг взял ту женщину в жены и очень любил ее[1737]
.ПРЯДИ ИЗ «САГИ О СВЕРРИРЕ»
ПРЯДЬ О СКАЛЬДЕ МАНИ
{81}Магнусу конунгу[1738]
пришлось простоять неделю в Уннардюсе в Листи[1739]. С ним был тогда скальд Мани. Он сочинил вису:Конунг сказал:
— Хорошо ты сочинил, Месяц[1743]
!Большая куча только что выстиранных рубашек лежала там, и конунг велел ему взять одну.
Мани пришел к нему на границе страны. Он шел из Рума[1744]
и нищенствовал. Он вошел прямо в палату, где конунг сидел со своими приближенными. Вид у Мани был жалкий. Он был лыс, тощ и почти без одежды[1745]. Но он умел приветствовать конунга как подобает, и конунг спросил его, кто он такой. Тот сказал, что зовут его Мани, родом он исландец, а пришел он с юга из Рума. Конунг сказал:— Тогда ты, наверно, знаешь стихи, Месяц! Садись и скажи нам что-нибудь!
Он сказал тогда драпу о походе Сигурда Крестоносца, деда Магнуса конунга по матери[1746]
, сочиненную Халльдором Болтуном[1747]. Люди очень хвалили эти стихи и сказали, что он их хорошо позабавил.В палате было два шута, которые заставляли собачек прыгать через веревку перед знатными людьми, и они заставляли их прыгать тем выше, чем знатнее были люди. Конунг сказал:
— Ты замечаешь, Месяц, что шуты косо смотрят на тебя. Сочини-ка о них вису, и возможно, что тебе будет польза от этого.
Мани сочинил вису:
И еще он сочинил так:
Люди очень смеялись, дружинники окружили шутов и снова и снова повторяли эти висы, и особенно строки:
Шутам жарко пришлось, и они еле ноги унесли из палаты. А конунг приблизил Мани к себе, и тот сопровождал его до Бьёргюна.
Пряди из заключительной части «Книги с Плоского Острова»
ПРЯДЬ О ГРЕНЛАНДЦАХ
{82}1