Испанец. Священные земли Инков

– Меня часто поражает твое легкомыслие… – с досадой сказал курака. – И мое, потому что я согласился, чтобы ты поехала. Хотя я надеюсь, что, когда мы вернемся, ты признаешь, что Виракоча создал моря, пустыни и сельвы с единственной целью: чтобы они послужили подставкой для его настоящего творения. Это высокие горы, реки и глубокие озера. На дне океана он поселил отвратительных чудовищ пучины, на берегах и в лесах – полулюдей проклятых племен, а здесь, наверху, вблизи бога Солнце, нас, инков, созданных по его образу и подобию…

К несчастью, предсказаниям кураки, похоже, было суждено тут же подтвердиться, поскольку, стоило им начать спуск, как появились первые представители «этой грязной расы союзников Супая» с мутным взглядом и недобрыми намерениями, а когда они добрались до последнего тамбо, защищавшего проход в горы, слова начальника гарнизона еще больше усилили это первое неприятное впечатление и вызвали глубокую тревогу.

– Боюсь, они начнут бунтовать, как только узнают, что Атауальпа сбежал из Тунипампы, – это было первое, что он сказал. – Кучке предателей во главе с Чили Римаком удалось его освободить, и сейчас они собирают войска на севере, чтобы двинуться на Куско.

Первым порывом Чабчи Пуси было немедленно вернуться в столицу, чтобы поступить в распоряжение Уаскара, однако Найка и Алонсо де Молина общими усилиями его отговорили, убедив, что такой шаг мало чем поможет, когда судьба Империи зависит лишь от силы оружия.

– Ты же не военный… – убеждал его испанец. – И если мы вернемся в Куско, мне придется выбирать чью-то сторону. Пусть уж они сами меж собой разбираются.

– А если победит Атауальпа?

– Вот поэтому и незачем сейчас принимать сторону Уаскара.

– Но я должен хранить ему верность.

– Знаю, и это делает тебе честь, однако кому на самом деле ты должен хранить верность, так это Инке, вот они и должны выяснить, кто из них Инка. Забудь про Уаскара и займись выполнением своего обязательства: сопровождать меня в поисках Гусмана Боканеры.

– Это бессмысленное занятие!

– Не больше смысла в том, чтобы поспешить к малодушному правителю, желая помочь ему выиграть войну. Человек, у которого враг был в руках, а он позволяет ему сбежать, поставив на кон целую Империю, заслуживает того, что сейчас с ним происходит, и того, чтобы у него отобрали власть.

– А как он, по-твоему, должен был поступить? – возразил курака, к которому вместе с нервным возбуждением вернулась старая привычка расправлять край туники. – Убить брата?

– Думаешь, Атауальпа стал бы колебаться? Править – это не значит сидеть на троне и слушать, как тебя славят. Для этого сгодится любой. От правителя требуется принятие решений, которые могут даже идти вразрез с его собственными убеждениями. Если разразится война, виноват будет Уаскар, который не смог принять того, что кровь одного человека, пусть даже его брата, значит гораздо меньше, чем кровь тысяч невинных людей.

– Половина его крови происходит напрямую от бога Солнце.

– Чепуха! Проблема в том, что Инки на протяжении двенадцати поколений женились на сестрах, что и привело к появлению таких слабаков, как Уаскар. А вот Атауальпа получил приток свежей крови от людей энергичных и воинственных; вот кровь-то матери и дает ему превосходство.

– Послушать тебя – так ты просто уверен, что он выиграет войну… – вмешалась Найка, которая молча присутствовала при разговоре. – Ты забываешь, что у Уаскара права и на его стороне большая часть народа.

– На войне право имеет гораздо меньше значения, чем половина полка… – отрезал испанец. – Что до народа, то он примет все, что ему навяжут… Возможно, я всего лишь простой солдат удачи, но в своем деле кое-что смыслю, и во всех войнах, в которых я участвовал, происходило всегда одно и то же: побеждал самый дерзкий, неважно, прав он был или не прав.

На следующий день они вновь двинулись к побережью, которое было уже близко. Местность была суровая, небо все время мутное, и Найку страшно разочаровал вид моря – серого, холодного и безжизненного; как оказалось, к нему можно подойти ближе, лишь пробравшись через завалы продуктов жизнедеятельности миллионов морских птиц, которые с пронзительными криками кружили над головами посетителей и испражнялись без всякого к ним почтения.

Так же, как и в пустыне Сечура, влияние холодных вод течения Гумбольдта порождало любопытное явление: туманную дымку, которая процеживала свет и придавала очертаниям мрачный оттенок, бурый и неприятный, а песчаные дюны – порой высоченные, словно горы, – тянулись вдоль всего берега, постепенно теряясь из вида; их толкал никогда не стихавший ветер, который то ли стремился придать им причудливые формы, то ли заставлял их зачем-то бежать без всякой видимой цели.