Испанец. Священные земли Инков

Они нарвали себе авокадо и черимойю с одичавших деревьев, которые росли на месте прежних плантаций, а приход ночи застал их сидящими на корточках вокруг небольшого костра внутри самого защищенного дома в центре города.

– Придется дежурить по очереди… – деловито сказал инка. – Я этой братии не доверяю.

– Надеюсь, они хотя бы не станут устраивать дождь камней. В шлеме спать как-то неудобно.

Тот посмотрел на него слегка озадаченно, поскольку, как и большинство представителей его расы, был лишен чувства юмора и зачастую, казалось, никак не мог взять в толк, что такое хотел сказать испанец.

Сильный, худой, жилистый и очень серьезный Калья Уаси был явно наделен способностью командовать, храбростью и незаурядным природным умом, однако он так и не мог до конца свыкнуться с мыслью, что ввязался в совершенно невообразимую историю: помогать предполагаемому Виракоче вызволить некоего – возможно, несуществующего – пленника из рук грозного Льянду.

В последний год в Империи происходили большие перемены, которые, несомненно, значительно затронули тех, кто, как он, с детства привыкли к тому, что в жизни все подчинено строгим нормам и очень конкретным законам, поэтому с того самого момента, как до него дошли вести о том, что старый Инка Уайна Капак умер, а из моря появился чудовищный белый «человек-бог», чтобы поднять на бунт племена побережья, события развивались таким образом, что Калье Уаси зачастую было трудно смириться с тем, что все это происходит наяву, а не в дурном сне.

Затем ему сообщили ужасную новость о том, что Атауальпа восстал против брата, и в довершение посреди пустыни появился настоящий Виракоча, обладатель «трубы громов», который уговорил его помочь ему осуществить безумное предприятие.

Он все спрашивал себя, а не лучше ли было подчиниться первому порыву и присоединиться к тем, кто устремился на север, в распоряжение Атауальпы, ведь в конце-то концов ему как человеку военному гораздо ближе образ мыслей того, кто миллион раз демонстрировал напор и отвагу на поле боя, а не другого брата – миролюбивого администратора, почти не покидавшего свои великолепные дворцы и сотни наложниц.

«Я бы сейчас командовал полком копьеносцев, готовящихся напасть на Куско… – размышлял он. – А не сидел бы этой дыре, слушая бред волосатого монстра».

Они молча поужинали, связали пленника по рукам и ногам, чтобы тот не поддался искушению задать стрекача и, воспользовавшись темнотой, исчезнуть в лабиринте города, и Калья Уаси наконец притулился в углу, предоставив испанцу право первому нести дежурство.

Тот удивился легкости, с какой инка заснул, улыбнулся пленнику, желая его успокоить, и, вынув из ножен меч, положил его рядом с собой, а аркебузу – на ноги, готовый выпустить заряд огня и смерти в первого, кто осмелится пересечь единственный и узкий дверной проем. Его ждала долгая и, возможно, бурная ночь, он это знал, однако последние двенадцать лет ему бессчетное число раз приходилось вот так дежурить и частенько противником была не горстка несчастных оборванцев, а целая армия, готовая вступить в бой.

Он вновь перебрал в памяти последние запутанные события и попытался найти логику в том, что он сидит, прислонившись спиной к древней стене, вперив взгляд в темную дыру, которая ведет в узкий проулок. Ее не было. Как ее никогда не было в том, что в один прекрасный день он надумал оставить свой мир и погрузиться в другой – столь же неизвестный, как самая дальняя из звезд.

Гусман Боканегра, которого он считал погибшим, говорил с ним сначала через таинственного «сына Грома», а затем во снах, и вопреки всякой логике, похоже, он и в самом деле жив и заточен в каком-то месте у подножия этих гор. Как это объяснить?

Он перебрал в памяти все, что успел прочитать за годы учебы, и все, что ему рассказывали во время бесчисленных путешествий, и, хотя долгие ночные дежурства в лагерях или скучные морские плавания всегда располагали к всевозможным фантазиям и преувеличениям, ему никогда, сколько он помнил, не приходилось слышать о том, чтобы кому-то удалось вступить в контакт с другим человеком через пустыни и горы.

Мертвым – да, мертвецам позволительны любые выходки, раз уж они оказались в жалком положении безнадежных покойников. Однако тем, кто не пользовался сомнительной привилегией быть чистым духом, являться во сне всегда было запрещено.

Тем не менее Гусману Боканегре это, похоже, удалось, и вот именно необходимость найти разгадку этой необъяснимой тайны главным образом и подтолкнула его к решению отправиться в это безрассудное приключение.

Ухнула сова.

Он насторожился.

Крик повторился на другом конце улицы, и Молина почувствовал досаду: надо же, какая верность привычкам, этим бедным горемыкам явно недостает воображения.

– Могли бы, по крайней мере, сменить птицу… – пробормотал он, словно они могли его слышать, переместившись ровно настолько, чтобы оказаться в углу, образованном двумя толстыми стенами и где камень вряд ли мог в него попасть. – Хотя здесь и правда выбор-то не особенно и велик…