Испанец. Священные земли Инков

– Эта сволочь все время давала мне грибы… – сказал Боканегра и плюнул в лицо мертвецу. – Только они мне не помогали, лишь вызывали головокружение и наваждение: то корабль привидится, то Испания или Писарро. Еще, кажется, был случай, вроде как вас видел.

– Наверно, тогда-то ты меня и позвал. Я тебя слышал в своих кошмарах.

– Наверно!.. – неохотно согласился тот. – Все, что со мной происходило в последнее время, вспоминается очень смутно… – Он надолго замолчал, словно пытаясь понять что-то, выходившее за границы его разумения. – И вдруг, ни с того ни с сего они на меня ополчились, и все изменилось. Я так понимаю, что им от меня что-то было нужно, я так и не смог взять в толк, чего именно. Они заперли меня в каких-то катакомбах и стали морить голодом. А вчера вытащили оттуда, чтобы привести сюда.

– По-видимому, вначале они решили, что ты кто-то вроде мессии или посланца богов, который явился освободить их от ига инков.

– Я? – изумился матрос и усмехнулся. – Я – и мессия?.. Кому такое придет в голову? Единственное, чего я хотел, так это жарить баб и чтоб меня не трогали.

– Но они-то не могли этого понять. Они слишком долго живут в кабале и цепляются за любую надежду. Здесь все двигается под влиянием суеверий, пророчеств и колдовства. Существует легенда, что придут белые люди, которые будут как боги и покончат с Империей. Поэтому, как только они тебя увидели, решили, что ты пришел их освободить.

– Полуголый и умирающий от голода? Вот дураки!

– Для них мы словно прибыли из другого мира… Мы не такие, как они, аркебуза приводит их в ужас, и тысяча наших солдат загонит их в угол, особенно если привезет с собой лошадей. Но будет очень жалко.

– Жалко? – удивился Гусман Боканегра. – Почему это жалко? Это дикари, которых мы обязаны привести к истинной вере, заставить их служить королю, потому что, по сути дела, это даже не человеческие существа. Они такими кажутся, но у них нет души.

Алонсо де Молине не был настроен обсуждать такую непристойную тему. Он предпочел закончить разговор и устроить отдых, поэтому они ограничились тем, что отпустили пленника-туземца и немного вздремнули; они были уверены, что хотя бы этой ночью опасность им больше не угрожает.

На следующий день Гусман Боканегра пребывал в крайне тяжелом состоянии, особенно его мучили язвы на ногах: вид у них был просто отталкивающий. На них все время садились мухи, и матрос, который едва мог ходить, без конца проклинал свинскую страну и тот час, когда ему пришло в голову здесь остаться.

– Весь этот Новый Свет – не более, чем мираж и фигня, – говорил он. – Взять бы и плюнуть в рожу тому, кто убедил меня приехать. Надо было мне остаться дома, ведь чтобы жить в нищете любое место подойдет.

– Многие сколотили здесь состояние, – напомнил ему андалузец.

– А еще больше народа померло от отвращения… Жара, дикари, москиты, лихорадка, змеи… А теперь еще и это!.. Где это видано, чтобы, просто переспав с женщиной, человек начинал гнить заживо?.. В Новом Свете. Только в Новом Свете!

Алонсо де Молина не мог ничего на это сказать, поскольку впервые столкнулся с проявлениями странной и ужасной болезни, и то, что половое сношение может оказаться гибельным, было для него абсолютной новостью.

Тем не менее Чабча Пуси выразился гораздо определеннее, и вечером того же дня, едва только взглянув на Гусмана Боканегру, он тут же понял, в каком состоянии тот находился.

– Этот человек представляет опасность, – сказал он. – Хворь им полностью овладела, и в таком состоянии ему не позволят войти в Куско. Он попал в руки Супая.

– Ты говорил, что кому-то из знахарей удавалось вылечить хворь.

– Только не тогда, когда болезнь так запущена. Все, что он может сделать, – это заразить того, кто к нему приблизится, и тот факт, что Виракоча таким вот образом оказался во власти Супая, сыграет на руку Яне Пуме, чтобы с тобой покончить. Подумай об этом!

– И как ты предлагаешь мне поступить? Он один из моих людей.

– Нет. Он не такой, как ты, – вынесла приговор Найка, которая присутствовала при разговоре; она с отвращением держалась от матроса на расстоянии, словно это был сам дьявол во плоти. – Он не только болен: по глазам видно, что это нехороший человек. Меня пугает то, как он смотрит.

Испанец и сам заметил, что с того момента, как Гусман Боканегра увидел девушку, выражение его лица изменилось, и он повсюду следил за ней взглядом, будто волк, готовый броситься на жертву, стоит той только зазеваться.

– А дикарка-то хороша! – было первое, что он сказал, увидев Найку. – Очень хороша! Кто она такая?

– Жена кураки. Он важный человек… мой друг.

– Жена этого старика? – рассмеялся тот. – Не могу поверить! Наверняка она будет благодарна, если ей доставят удовольствие. Все дикарки остаются благодарными.

Сидя в ручье, наедине с самим собой, Алонсо де Молина, который пришел искупаться и смыть с себя пыль после долгого путешествия, волей-неволей задумался, а не совершил ли он ужасную ошибку, вызволив Гусмана Боканегру из рук похитителей.