Испанец. Священные земли Инков

– Что случилось? – в тревоге спросил последний.

– Да вот, воспитываю твою дочь, – просто ответил испанец.

– Ей не помешает, – согласился курака, усаживаясь и приготовившись стать зрителем. – Продолжай, продолжай!.. Ради меня не прерывайся!..

Однако под действием воды ягодицы Шунгу Синчи сделались багрово-красными, а у андалузца даже заболела рука, поэтому он отпустил девушку, и та пустилась наутек, чтобы укрыться от стыда в самом укромном углу дома.

– Ты чудовище! – возмутилась Найка. – Если у себя в стране вы так обращаетесь с женщинами, тогда меня не удивляет, что вам не позволено иметь несколько жен.

Она отправилась вслед за подругой, и, воспользовавшись ее уходом, курака скинул одежду и тоже погрузился в небольшой бассейн, поинтересовавшись при этом у Кальи Уаси:

– Почему бы тебе не жениться на моей дочери?

– Зачем?

– Затем, зачем все женятся: чтобы у тебя была жена.

– У меня уже есть одна.

– И тебе достаточно?

– Скорее, слишком много. Она в моей деревне, на берегу Титикаки, и всякий раз, когда я наведываюсь домой в отпуск, она беременеет. Мне не надо вспоминать, сколько лет я уже служу в армии: достаточно сосчитать детей… – Он помолчал. – Да и времена настали не такие, чтобы лишний раз усложнять себе жизнь.

– Да уж, – согласился тот. – Времена настали просто никудышные. – И, повернувшись к испанцу, поинтересовался: – Почему ты не присоединяешься к Уаскару?

– Потому что это не моя война. Никакая война уже не моя, а уж эта – тем более.

– Возможно, в самом деле не твоя, но ты знаешь, что с тобой сделает Атауальпа, когда поймает?

– Ты мне это уже двадцать раз говорил, только чтобы содрать с меня кожу живьем, ему для начала придется меня поймать. – Он резко изменил тон, став более серьезным. – А вот кто действительно меня беспокоит, так это ты. Если этот ублюдок такой мерзавец, как говорят, никто из тех, кто находится на службе у его брата, уже не сможет жить спокойно. Что там, на юге?

– Озеро Титикака, а дальше – враждебная территория, где живут племена, которые нас ненавидят.

– А на востоке?

– Бескрайние сельвы, реки, низвергающиеся в пропасть и ауки.

– Хорошенькая картинка, если добавить Атауальпу на севере и пустыни и безграничный океан – на западе… У меня такое ощущение, что я угодил в ловушку. Что и говорить, это совсем не идиллическая страна, о которой мне говорили. Где-то я сбился с пути.

Чабча Пуси даже не удостоил его ответом: он молчал, погрузившись в размышления, и наконец, не обращаясь ни к кому конкретно, сказал:

– Я прикажу сделать жертвоприношение. Может быть, боги укажут мне путь.

– Что за жертвоприношение? – встревожился испанец.

– Жертвоприношение, – уклончиво ответил курака. – Какое это имеет значение?

– Большое… – тут же отреагировал Алонсо де Молина. – Если тебе пришла в голову идея убить ребенка, тебе придется иметь дело со мной.

– Трудные времена требуют нелегких решений.

– Но это – самое жестокое. Ты меня разочаровываешь, – добавил он. – А я-то думал, что чему-то тебя научил.

– Ты меня не научил, как уберечь семью от гнева Атауальпы, – заметил курака. – Укажи мне выход – и я им воспользуюсь, только сдается мне, что он тебе неведом.

– Мы поищем его вместе.

– Когда? – спросил Чабча Пуси. – Как только Уаскар проиграет последнее сражение, войска Каликучимы уже через два дня окажутся у ворот Куско. А у нас за спиной будут лишь неприступные горы и враждебные ауки. Что мы будем делать, скажи, что?

Вопрос повис в воздухе, и ночью Алонсо де Молина продолжал ломать над ним голову до самого рассвета, и только когда Найка с ее неразлучным Пунчаяной были уже на ногах, он вышел в сад и попросил ее разбудить мужа.

– Зачем?

– Позови его.

Те вернулись вместе, и, когда сонный курака оказался перед ним, андалузец выложил без предисловий:

– Отправь послание Уаскару. Если он даст мне месяц времени, я, возможно, сумею обеспечить ему победу. Помнишь, как ревела свирель той ночью, когда я убил Пому Ягуара?.. Я могу устроить то же самое, в сто раз сильнее. Мне понадобится только сера, селитра и древесный уголь.

– А откуда, по-твоему, взять время? Атауальпа может атаковать в любой момент.

– Если Уаскар отойдет на этот берег Апуримака и перережет мост, времени у нас будет сколько угодно.

– Перерезать Уака-Чака? – удивился тот. – Ты не знаешь, о чем говоришь! Это священный мост, и тот, кто осмелится его перерезать, навлечет на свою голову гнев богов.

– Только не начинай снова про свои проклятые суеверия! – запротестовал испанец. – Это же всего лишь мост.

– Который отделяет Куско от остальной Империи… Войска Уаскара, запертые здесь, в итоге окажутся ослаблены голодом, в то время как войска Атауальпы день ото дня будут наращивать силы. Нет! – повторил он. – Отойти за Апуримак равносильно тому, чтобы добровольно залезть в мышеловку.

– И все-таки отправь ему это послание, – настаивал испанец. – Если он даст мне время, самое большее месяц, я смогу добыть ему пушки. Настоящие пушки, которые одним залпом навсегда расстроят ряды противника.

– Что такое «пушка»?

– Это «труба громов», только в сто раз мощнее.