Испанец. Священные земли Инков

– Если Кискис придет первым, некоторые спасутся. Если Каликучима – тогда большинству перережут горло, потому что он родился на севере и ненавидит Куско и все, с ним связанное. Ему хотелось бы сровнять город с землей и сделать столицей Кито. Поэтому вероятнее всего, что как только сражение закончится, он форсированным маршем двинется сюда, чтобы Кискис или же сам Атауальпа не смогли его удержать.

– И при этом никто не отважится перерезать этот проклятый мост, – посетовал испанец. – Безумцы!

– Я, – решительно сказал инкский офицер. – Я отважусь.

Тот взглянул на него с удивлением:

– Ты это серьезно?

– Абсолютно. Я над этим думал. Возможно, боги меня проклянут, или, может, я войду в историю как самый отъявленный негодяй, но, если это может помешать Каликучиме прийти раньше всех и сровнять город с землей, дело того стоит. Если ты решишься, рассчитывай на меня.

– Уже решил. Мы можем взять с собой порох и взорвать мост, как только станет ясно, что этот мерзавец приближается. Я не верю в проклятие богов, и меня не волнует, что я навсегда войду в вашу историю.

На рассвете они отправились в долгий и трудный путь к берегам Апуримака – в тот самый день, когда на берегах этой реки, намного севернее, сотни тысяч человек собирались яростно убивать друг друга.

– Я должен был находиться там… – сказал Калья Уаси, когда они устроили привал в небольшой эвкалиптовой роще. – Мое место там, и тем не менее я не чувствую себя виноватым в том, что дезертировал.

– Это-то как раз и важно, – невозмутимо ответил испанец. – Как ты сам себя ощущаешь. Когда мы становимся солдатами, нам вдалбливают идеи, которые представляются нам незыблемыми, но в некоторых случаях – таких, как мой, а сейчас – твой, – наступает такой момент, когда ты невольно задаешься вопросом, сколько еще можно терпеть, что тебя не считают за человека. Однажды ты понимаешь, что чужое страдание для тебя важнее личной славы, и с этого мгновения все меняется.

– А если это всего лишь был страх?

– Страх, у тебя?.. – удивился андалузец. – Не думаю. Во всяком случае, это наверняка был не страх умереть, а ощущение, что это произойдет не при тех обстоятельствах, которые ты себе представлял. Одно дело – пасть в бою с врагами родины, и совсем иное – когда тебя убивают твои же братья.

– Доводилось ли тебе убивать испанцев до Боканегры?

Алонсо де Молина не сразу ответил. Ему пришлось погрузиться в воспоминания – в то время, о котором никогда ни с кем не говорил и всегда хотел забыть. И наконец он кивнул головой:

– Да, – сказал он. – Двоих.

– Почему?

– Они этого заслуживали.

– Почему? – не унимался инка.

– Это была пара убийц… – Он немного помолчал, посмотрел на далекие горы, словно пытаясь получить у них поддержку, в которой он нуждался для продолжения рассказа, и, когда вновь заговорил, его голос был почти лишен модуляций: – Когда нас отправили завоевывать Новый Свет, некоторые из нас были убеждены, что мы это делаем ради вящей славы Божьей и наша главная миссия состоит в том, чтобы обратить в христианство бедных людей, пребывающих во мраке греха и невежества. Предполагалось, что, превратив их в подданных короля, мы поспособствуем спасению их тел и душ, однако большинство приехавших искали только собственную выгоду да глухое место, где можно пуститься во все тяжкие.

– Обычное дело на войне.

– Но это же была не война. Никто нас не атаковал. Официально мы пришли «приобщить дикарей к цивилизации», однако эта пара негодяев, пожелав завладеть землями, у которых уже был хозяин, загнали пятьдесят индейцев в большую хижину, подожгли ее, а позже заявили о своих правах на эти земли, ссылаясь на то, что племя-де взбунтовалось и скрылось в горах.

– И ты их убил?

Алонсо де Молина кивнул головой в сторону аркебузы, прислоненной к дереву.

– Из «трубы громов» вроде этой.

Инка потрясенно посмотрел на оружие, словно оно было живым, а потом, собравшись с духом, спросил:

– Она и правда магическая?

– Нет. Абсолютно. Никакой магии. – Он взял аркебузу и показал ее вблизи. – Это всего лишь кусок металла, начиненный порохом. Когда нажимаешь на спуск, вот это колесико поворачивается, возникает сноп искр, которые поджигают порох, находящийся на полке замка, и оттуда пламя перекидывается на запальный порох, тот взрывается, выбрасывая далеко вперед кусок свинца, который я запихнул в дуло.

– Мне по-прежнему кажется, что это какая-то магия.

– Эта штука дьявольская, но не магическая. Обычно для поджигания пороха используется фитиль, что довольно сложно и обременительно, но, когда я решил остаться в Тумбесе, Писарро подарил мне вот эту модель, которую ему только-только прислали из Испании. Тот, кто ее создал, человек изощренного ума, но отнюдь не маг.

– Значит, ты не бог?

– Ты сам знаешь, что нет. Я всего лишь бедный солдат, который однажды устал убивать и совершил глупость, решив открыть для себя новые горизонты.

– А ты меня научишь обращаться с «трубой громов»?