Испанец. Священные земли Инков

Время, проведенное в обществе андалузца, не пропало даром: он не питал иллюзий, понимая, что испанцы рано или поздно вернутся, и Писарро, зловещий всадник, часто являвшийся ему во снах, обрушится на страну, словно кондор – на куи, вонзив в него когти, из которых тому уже никогда не вырваться.

Писарро!.. Одно только имя уже приводило его в трепет, и он привык бояться его больше, чем ублюдка Атауальпу или демона Супая, потому что был уверен, что это единственный из них троих, кто обладает достаточным могуществом, чтобы стереть с лица земли целую нацию. Атауальпа предавал своего брата, а Супай похищал души мужчин или прятал огонь «хвори» внутри женщин, но Писарро был подобен всеразрушительному урагану или затяжному потопу, который однажды поверг Вселенную в самый глубокий хаос.

Сидя на камне, безразличный к холоду и усталости, Чабча Пуси, курака Акомайо, совершенно ясно представил себе, что скоро не останется ничего из того, что он научился любить с тех пор, как себя помнил, его род будет стерт с лица земли, а его народ, у которого отнимут дома, поля, детей и богов, превратится в народ рабов и наложниц. Даже история предков будет стерта из памяти ученых амаутов и заменена другой, ненастоящей памятью, записанной значками, с которой люди уже никогда ничего не смогут поделать.

Начался дождь, и зарево пожаров исчезло за водяной завесой, которая с каждой минутой становилась все толще. И вот тут, почувствовав, как струи дождя стекают с мокрой головы по всему телу, образуя лужу, в которой он сидит, Чабча Пуси понял, что небеса посылают ему знак и настало время навсегда прекратить существование, в котором он так и не сумел стать полезным своему Инке и уберечь родину от опасности.

Он швырнул в пропасть вышитую тунику – свидетельство его происхождения и его высокого положения, и остаток ночи провел под дождем абсолютно нагим, а с рассветом позвал евнуха и приказал, чтобы тот обрил ему голову и принес самую грубую одежду самого жалкого из рабов.

Потом попросил всех сесть вокруг него и, обведя их долгим ласковым взглядом, сказал:

– Я покинул своего повелителя, свой город и свой дом. Покинул все, чем был с того дня, как появился на свете, и таким образом превратился в грязного беженца, который надеется лишь спасти свою жалкую жизнь. Если бы я так же, как потерял имущество и честь, утратил веру в богов предков, я бы положил конец своему печальному существованию, бросившись в пропасть, но поскольку я все еще сохранил надежду на спасение души – того единственного, что у меня осталось, – я решил отказаться от всего, чем был, до конца своих дней…

Послышалось горестное рыдание, которое вырвалось из горла Найки и Шунгу Синчи, и некоторые из слуг резко склонили головы, закрыв глаза, в знак смирения, потому что уже поняли подлинные намерения своего хозяина.

– Я отрекаюсь от своего имени, своего звания и своего рода. Я отрекаюсь от своих жен, детей и внуков. Я отрекаюсь от своего дома, земель и рабов. Я отрекаюсь от всего, кроме надежды на лучшее будущее на том свете, а посему впредь я буду лишь «руной»[66] и буду откликаться лишь на это обращение и занимать это жалкое положение.

Он встал и побрел вниз медленной и усталой походкой, в то время как все присутствующие с болью провожали его взглядом, и, когда он в конце концов скрылся за деревьями, Алонсо де Молина заметил, что и Найка, и Шунгу Синчи, и большинство слуг тихо плачут.

– Что он этим хотел сказать? – спросил он, обращаясь к Калья Уаси, который кусал губы, стараясь подавить эмоции. – Он нас покидает?

– Нет. Он нас не покидает. Он предпочел превратиться в самое жалкое и бесприютное из существ, потому что это единственный способ смыть свои грехи при жизни и избежать вечной погибели в день своей смерти. Теперь он уже навсегда будет руной, «просто человеком», и тем самым он поставил себя вне добра и зла.

– Ты не должен из-за меня расстраиваться… – сказал ему Чабча Пуси, опускаясь на упавший ствол дерева, во время привала, который они сделали в полдень. – Я не болен, не умер, а решение, которое я принял, связано в первую очередь с тем единственным, на чем мне уже пора сосредоточиться: что меня ждет после смерти. Превратиться в руну означает искать внутреннего покоя; говорят, обретя его, обнаруживаешь, что ты одновременно нашел подлинное счастье.

– Это мне понятно… – кивнул испанец. – В моей стране есть отшельники, которые удаляются от мира, чтобы предаться размышлениям и снискать расположение Бога, только ради этого они не отрекаются от своего имени.

– Таков древний обычай у меня на родине; раз это только мое решение, я не должен вовлекать родственников. Стать руной – это все равно, что официально считаться мертвым, и поэтому с них снимается всякая ответственность за мое поведение. По нашим законам преступления одного члена семьи могут отразиться на всех остальных, и, если меня обвинят в предательстве, мои жены, дети и слуги будут казнены. Однако, как только я становлюсь руной, с них снимается всякая вина, потому что с юридической точки зрения я уже не существую.

– Но с ними-то что будет?