Испанка. История самой смертоносной пандемии

Здоровых солдат привлекли к работе в качестве санитаров для переноски больных и для ухода за ними. В госпиталь на подсобные работы направили 320 солдат, потом еще 260. Другие 250 человек набивали мешки соломой — делали тюфяки. Несколько сотен солдат были заняты на разгрузке непрерывно прибывавших железнодорожных составов с медицинским оборудованием. Еще сотни переносили больных, работали в прачечной (стирали белье, шили маски) или готовили еду на кухне. Тем временем в преддверии надвигавшейся катастрофы не меньше сотни работников покрывали толем веранды 39 зданий, где предполагалось разместить больных, которым не хватит места в помещениях, — чтобы они не страдали от холода и непогоды. Марлевые маски, которыми так гордился Кэппс и которые так понравились Уэлчу, больше не делали — кончилась марля, да и шить их уже было некому.

Медицинский персонал валился с ног от усталости и от гриппа. За первые пять дней эпидемии заболели пять врачей, 35 медицинских сестер и 50 санитаров. Это число быстро росло, и очень скоро медики тоже открыли счет своим потерям.

За семь дней эпидемии солдаты, еще способные работать, превратили в госпитали очередные девять казарм. Не хватало аспирина, атропина, дигиталиса, ледяной уксусной кислоты (антисептика), бумажных пакетов, чашек для сбора мокроты и градусников — больные в бреду часто их разбивали.

В госпиталь прибыли 40 медсестер: теперь их было 383, но и такого количества не хватало. Все посещения базы и тем более госпиталя были запрещены — «за исключением острой необходимости»[408]. Мичи отмечал, что таких случаев «острой необходимости» становилось слишком много: поток посетителей, вызванных телеграммами, — людей «извещали, что их родственники при смерти», — не иссякал. За предыдущий день таких телеграмм было отправлено 438.

Это число увеличивалось — и увеличивалось быстро. Чтобы принять такое количество посетителей (срочные телеграммы и телефонные звонки исчислялись уже тысячами), Красный Крест обустроил в лагере большую палатку, где настелили полы, поставили печи, провели электричество и телефонный кабель. Как в аудитории, там стояли ряды стульев — рассадить приехавших родственников, которые ожидали встречи с безнадежно больными солдатами. Не хватало персонала, чтобы провожать родственников к больным. Не хватало персонала (и прачечных), чтобы стирать халаты и маски, которые выдавались всем посетителям.

Госпитальный персонал попросту не справлялся. Бесконечные ряды коек с кашляющими людьми на окровавленном постельном белье, тучи жужжащих мух (был издан приказ добавлять формалин в чашки для сбора мокроты, чтобы отвадить мух)[409] и чудовищный запах рвоты, мочи и кала — все это мучило родственников, пожалуй, даже больше, чем самих солдат, которым уже было не до того. Родственники предлагали деньги всем, кто казался здоровым (врачу, медсестре, санитару), умоляя получше ухаживать за их любимыми сыновьями и женихами. И не просто предлагали, а буквально впихивали силой.

Мичи отреагировал сурово: «Запрещается особый персональный уход за больными, не находящимися в критическом состоянии. Персоналу отделений даны инструкции сообщать офицерам обо всех гражданских и иных лицах, которые обращаются с просьбами уделить особое внимание определенному пациенту»[410].

Но это было еще не самое ужасное.

В тот день, когда в Кэмп-Грант умер первый солдат, 3108 военнослужащих лагеря погрузились в эшелон и отправились в Кэмп-Хэнкок, расположенный близ Огасты в штате Джорджия.

Когда они уезжали, один гражданский чиновник из управления здравоохранения за сотни километров от Кэмп-Грант как раз требовал закрыть лагерь на карантин и запретить транспортировку оттуда умерших[411]. Когда они уезжали, всем еще были памятны поезда, везущие больных корью солдат, — тогда Горгас и Воган тщетно протестовали, поскольку войска «распространяли заразу в лагере и эшелоне», и указывали на то, что «никакая сила не смогла бы остановить эпидемию в таких условиях»[412]. Когда они уезжали, начальник военной полиции уже планировал отложить очередной призыв. Когда они уезжали, ведомство Горгаса уже успело настоять на том, чтобы были прекращены все перемещения войск между зараженными и не зараженными лагерями.

Армейское командование все же издало приказ, который запрещал «перемещать всех контактировавших с больными гриппом» между лагерями и базами на карантине. Но этот приказ запоздал на несколько дней — а между тем в такое время каждый день промедления мог стоить тысяч жизней. В приказе также говорилось: «Передвижение офицеров и солдат, не имевших контактов с больными гриппом, будет осуществляться в соответствии с прежним распорядком»[413]. Но ведь люди в течение инкубационного периода, до появления первых симптомов, могли выглядеть абсолютно здоровыми — и при этом уже быть заразными.