На тот момент в Кэмп-Грант умерли 452 человека. Было непохоже, что смертность в ближайшее время снизится. Надеясь хоть как-то замедлить распространение инфекции и предупредить перекрестное заражение, Мичи и Кэппс повторили прежние приказы о размещении больных вне помещений лагеря: «Скученность больных в отделениях следует свести к минимуму… Для размещения больных старайтесь использовать веранды»[423]
.Хагадорн, вероятно, вспоминал свой собственный приказ, разрешивший уплотнение казарм. Вероятно, он знал и о сотнях смертей солдат из эшелона, отбывшего в Джорджию: это ведь он, полковник Хагадорн, распорядился отправить этот эшелон, руководствуясь, как и в случае с уплотнением казарм, «военной необходимостью». Вероятно, именно потому, что эти мысли причиняли ему нестерпимую душевную боль, он вдруг приказал вычеркнуть из списков имена всех солдат, умерших от гриппа. Может быть, это помогло ему вычеркнуть их из памяти.
На следующий день в лагере умерли более 500 человек, а число вновь заболевших перевалило за 1000. «Распространение эпидемии, очевидно, зависит от того, как долго у болезни будет чем питаться, — писал один военный врач. — Пока слишком рано предсказывать, когда закончится эпидемия, или подсчитывать ущерб — этим предстоит заняться после ее окончания»[424]
.Многие умершие были даже не мужчинами, а совсем мальчишками — кому 18, кому 21: гибкие молодые тела, озорные улыбки… Хагадорн, холостяк, сделал армию своим домом, солдат — членами семьи. Эти молодые ребята стали его жизнью.
8 октября Мичи доложил последние данные о смертности в лагере полковнику Хагадорну в его штабе. Полковник выслушал рапорт, кивнул и, когда Мичи после неловкой паузы поднялся, собираясь уходить, попросил его закрыть за собой дверь.
Вокруг него была смерть. Она была в документах, лежавших на столе, в только что выслушанном рапорте. Смерть витала в воздухе, которым он дышал. Смерть окутала его коконом.
Он поднял телефонную трубку и приказал ординарцу покинуть здание, вывести из него весь личный состав штаба и выставить вокруг здания охрану.
Это был странный приказ. Сержант передал его капитану Джиссону и лейтенанту Рэшелу. Они удивились, но приказ выполнили.
Полчаса они ждали дальнейших распоряжений, но услышали лишь пистолетный выстрел, громыхнувший внутри здания.
Хагадорна убил не грипп. И этот выстрел не мог остановить эпидемию.
Глава девятнадцатая
Через два дня после парада, посвященного займу Свободы, Уилмер Крузен мрачно сообщил, что эпидемия среди гражданского населения «приобретает тот же характер, что и на военно-морских учебных базах и в армейских учебных лагерях».
Это было правдой: грипп буквально ворвался в город. Не прошло и трех дней после парада, как все койки городских госпиталей — а в городе насчитывалось больше 30 госпиталей — были заполнены. Мало того, люди начали умирать. Госпитали отказывались принимать больных без соответствующего распоряжения врача или полиции — и было бессмысленно совать медсестрам стодолларовые бумажки[425]
. И все же люди, на что-то надеясь, выстраивались в очереди у больничных ворот. Одна женщина вспоминала: ее соседи пошли «в ближайший госпиталь, Пенсильванский госпиталь на 5-й улице, но там выстроилась огромная очередь и не было ни врачей, ни лекарств»[426]. Поэтому соседи вернулись — «кто смог дойти».Но и медицина была практически бессильна. Мэри Таллидж, дочь доктора Джорджа Таллиджа, умерла через 24 часа после появления первых симптомов. Элис Воловиц, медсестра-практикантка из медицинского центра Маунт-Синай, заступила утром на смену, почувствовала недомогание, а через 12 часов была уже мертва.
На третий день после парада, 1 октября, эпидемия убила за сутки больше 100 человек — 117. Это число очень скоро выросло в два, три, четыре, пять, шесть раз. Очень скоро суточная смертность от гриппа превысила среднюю недельную смертность по городу от всех остальных причин — всех заболеваний, всех несчастных случаев, всех преступлений, вместе взятых[427]
.3 октября, всего через пять дней после того, как Крузен разрешил проведение парада, были запрещены — им же — все публичные собрания в городе, включая празднества по поводу займа Свободы, а также закрыты все церкви, школы и театры. Крузен запретил даже похороны. Оставались открытыми только питейные заведения, приносившие доход машине Вэйра. Правда, на следующий день министр здравоохранения штата распорядился закрыть и их.
Первый временный пункт оказания помощи больным был открыт в Холмсбурге, в городской богадельне. Пункт получил название «Больница неотложной помощи № 1» — в департаменте здравоохранения все понимали, что это первая, но отнюдь не последняя больница такого рода. Все 500 коек были заполнены за день. В итоге за счет городских властей были открыты еще 12 крупных больниц. Три из них располагались в Южной Филадельфии, в переоборудованных клубах Республиканской партии. Люди всегда обращались туда за помощью.