Испанка. История самой смертоносной пандемии

Через десять дней — всего через десять дней! — эпидемия, которая началась с нескольких сотен случаев заболевания и одного-двух смертельных случаев в день, уносила сотни жизней ежедневно и уже успела поразить сотни тысяч человек.

Были закрыты все суды. Гигантские плакаты на улицах призывали избегать мест скопления людей и пользоваться носовыми платками при чихании или кашле. Другие плакаты предупреждали: «Кто плюет, убивает». Людей, плевавших на улице, арестовывали — иногда по 60 человек в день. Газеты трубили об этих арестах, хотя при этом по-прежнему преуменьшали опасность эпидемии. Врачи тоже умирали: по двое, по трое, по четверо в день. Газеты сообщали об этих смертях, но отнюдь не на первых полосах, а рядом с другими некрологами: и в этом случае журналисты пытались не нагнетать обстановку. Медики и работники городских служб постоянно носили маски.

Все в ужасе гадали: что же делать? Надолго ли этот кошмар? Каждый день люди узнавали, что их друзья и соседи, которые неделю, а то и день назад были здоровы, уже умерли.

Но городские власти и газетчики по-прежнему «не нагнетали обстановку». Газета Public Ledger писала откровенный вздор: будто распоряжение Крузена о запрете всех публичных мероприятий не является «санитарной мерой». Для верности автор статьи несколько раз повторил, что «нет никаких оснований для паники или тревоги».

5 октября врачи отчитались, что в этот день от эпидемии умерли 254 человека. Газеты процитировали заявление департамента здравоохранения: «Пик эпидемии достигнут». Когда на следующий день умерли 289 жителей Филадельфии, газеты написали: «Городские власти уверены, что пик эпидемии пройден».

^{Все рабочие муниципальных служб носили маски.}

Прошло еще два дня. И первый, и второй день принесли по 300 с лишним смертей, но Крузен вновь уверял: «Это наивысшая отметка смертности, и совершенно очевидно, что с этого момента до полной победы над эпидемией смертность будет неуклонно снижаться».

На третий день умерли 428 человек — а смертность росла еще много дней и в итоге выросла еще почти вдвое.

Крузен продолжал гнуть свое: «Не пугайтесь и не поддавайтесь панике, не смотрите на завышенные цифры»[428].

Но его заверения все уже давно пропускали мимо ушей.

На какую бы тему ни говорил Пол Льюис, слушатели всегда чувствовали глубину его знаний, видели его способность вникнуть в суть проблемы, найти варианты решения и предугадать возможные последствия каждого из них. Другие ученые Филадельфии были ничуть не хуже, но все равно прислушивались к его мнению.

Он работал над проблемой уже три недели, практически не выходя из лаборатории. Его сотрудники, за исключением заболевших, тоже сидели в лаборатории с утра до ночи. Впрочем, в то время все ученые Филадельфии если не спали, то работали у себя в лаборатории.

Несмотря ни на что, Льюис любил лабораторию больше, чем собственный дом. Обычно работа приносила ему умиротворение — и сами стены лаборатории, и тайны, которые он раскрывал. Он погружался в тайны, как человек погружается в непроницаемый океанский туман, ощущая одновременно одиночество и полное единение с миром.

Но текущая работа отнюдь не умиротворяла. И дело было не в давлении как таковом. Но давление сбивало его с давно установившегося ритма, мешало привычному процессу научного исследования. Он разработал гипотезу и сосредоточился на ней, но времени было слишком мало, и это причиняло ему страдания.

Такие же страдания, как и сообщения о многочисленных смертях. Это ужасало: умершие были молоды, полны жизни и несбывшихся надежд. Ужасало, что смерть забирает тех, у кого еще все впереди. Ужасало — и заставляло работать еще усерднее.

Умер Артур Эйссингер, в 1918 г. с отличием окончивший Пенсильванский университет. Умер Дадли Перкинс, студент Суортмор-колледжа, звезда футбола. Две трети всех умерших составляли люди моложе 40.

В 1918 г. было принято прикреплять к двери кусок креповой ткани в знак того, что в дом пришла смерть. Теперь креп был повсюду. «Если умирал молодой человек, то на двери вывешивали белый креп, — вспоминала Анна Милани. — Если покойный был человеком средних лет, то креп был черным, а если пожилым — серым. Так обозначали, кто именно умер. Мы тогда были детьми и с тревогой гадали, кто умрет следующим. Мы смотрели на двери и каждый день видели траурный креп на всё новых дверях»[429].

Креп на дверях стал приметой времени. «Люди умирали как мухи, — писал Клиффорд Адамс. — По улице Спринг-Гарден на каждой второй двери виднелся траурный креп. Там были умершие»[430].

Анна Лавен лежала в медицинском центре Маунт-Синай: «Там же умер и мой дядя… Тетя умерла раньше. Их сыну было 13 лет… Многие молодые люди, только что поженившиеся, умирали первыми»[431].