Грипп охватил своими щупальцами всю страну, выдавливая из нее жизнь, и практически все серьезные ученые-медики — как и многие простые врачи, считавшие себя причастными к науке, — начали искать оружие против гриппа. Они были полны решимости доказать, что наука действительно может творить чудеса.
Конечно, большинство из них были не настолько гениальны, чтобы с ходу решить задачу или хотя бы существенно продвинуться в ее решении. И все же они пытались. Зачастую это были героические попытки. Они требовали не только способностей к науке, но и самого настоящего мужества. Эти люди ходили среди мертвых и умирающих, они брали мазки из глоток и носовых ходов смертельно больных людей, они контактировали с кровью больных на вскрытиях, они копались во внутренностях трупов, брали образцы тканей и пытались выделить патоген, который стал самым жестоким убийцей за всю историю человечества.
Некоторые из этих исследователей (возможно, всего лишь несколько десятков) были достаточно умными, творчески мыслящими, знающими и квалифицированными для того, чтобы разумно воспользоваться ресурсами, которые были в их распоряжении. Они могли противостоять гриппу с надеждой на успех.
Розенау и Киган продолжали изучать болезнь в бостонской лаборатории. Основная часть членов армейской комиссии отправилась в Кэмп-Пайк в Арканзасе, где, как и Уэлч в Кэмп-Дивенс, ученые начали исследовать «новую бронхопневмонию»[519]
. Группа из Рокфеллеровского института, которую Уэлч доставил в Кэмп-Дивенс, вернулась в Нью-Йорк, где в нее включили Марту Вольштейн, авторитетного бактериолога. Она тоже работала в Рокфеллеровском институте и изучалаЭвери в более зрелые годы. Этот настойчивый и упорный человек как-то заметил: «Разочарование — это мой хлеб насущный. Я живу разочарованием». Уэлч попросил его найти этиологическую причину гриппа. В итоге исследования гриппа и пневмонии привели его к одному из самых важных научных открытий XX в.
Каждый из них привнес в работу свой собственный стиль, свою привычную методику научной работы. Парк и Уильямс смотрели на работу как на рутину, насколько это вообще было возможно в условиях жесточайшего кризиса и дефицита времени. Все это никак не отразилось на их частной жизни, хотя как раз благодаря им исследования, связанные с гриппом, пошли по нужному пути, который в итоге и привел к правильному ответу. Эвери, работая над проблемой гриппа, окончательно понял, куда ему двигаться как ученому, и следовал этому направлению в течение десятилетий: на пути его ждали сначала разочарования, а затем монументальное открытие — открытие, распахнувшее дверь во вселенную, которую только теперь начинают по-настоящему исследовать. Для Льюиса, хотя сам он об этом не знал, эта работа станет поворотным пунктом в жизни. Изучение гриппа приведет к большой трагедии — для науки, для его семьи и для него самого.
Для лабораторного отдела департамента здравоохранения Нью-Йорка, где работали Парк (глава отдела) и Уильямс, это было не лучшее время: заниматься новой угрозой было попросту некогда. Дело в том, что ученые столкнулись с особой проблемой — с нью-йоркской политикой.
1 января 1918 г. городом вновь завладел Таммани-холл. И первым делом началась раздача должностей. Германн Биггс, человек, создавший муниципальный департамент здравоохранения, ушел с должности еще за год до того и стал министром здравоохранения штата. Биггс был неприкосновенен — он лечил лидера Таммани-холла, а тот в благодарность покровительствовал департаменту во время своего предыдущего правления. А преемник Биггса уже не пользовался такой неприкосновенностью. Мэр Джон Хайлан сместил его через две недели после своего вступления в должность. Правда, других номенклатурных должностей, чтобы просто раздать их кому следует, в департаменте почти не было, поэтому Таммани-холл начал кампанию по дискредитации сотрудников лучшего в мире муниципального департамента здравоохранения с целью освободить места для «своих». Очень скоро Хайлан потребовал увольнения целого отдела руководителей и исключения наиболее уважаемых врачей из консультативного совета.