К концу августа они с Анной Уильямс уже посвятили все свои силы изучению гриппа. В середине сентября их вызвали в Кэмп-Аптон на Лонг-Айленде. Болезнь только что добралась до лагеря, и смертей было пока немного, но в одной казарме уже было 2 тысячи больных солдат из Массачусетса.
Парк и Уильямс работали вместе уже четверть века и превосходно дополняли друг друга. Он был спокойный кареглазый мужчина, немного сдержанный — почти аристократически. У него имелись все основания считать себя частью элиты общества: его предки по отцу прибыли в Америку в 1630 г., предки по матери — в 1640-м. В глубине души он всегда чувствовал, что у него есть высокое призвание. Три сестры его бабушки были миссионерками, и прах их покоился на Цейлоне (сам Парк в молодости тоже собирался податься в миссионеры), а двоюродный брат, с которым Парк очень дружил, стал министром.
У Парка была серьезная цель, и само по себе научное любопытство не являлось для него движущей силой. Научный поиск и работа в лаборатории служили его цели лишь в той мере, в какой он сам, по его мнению, служил божественной цели. Свое преподавательское жалованье на кафедре бактериологии Нью-Йоркского университета он жертвовал на нужды лаборатории или раздавал своим сотрудникам, которые кое-как перебивались на жалкие деньги, которые им платил город. Кроме того, он непосредственно занимался лечением пациентов, работая в дифтерийном отделении городского госпиталя Уилларда Паркера, расположенного через дорогу от лаборатории. Этот новый госпиталь был оснащен по последнему слову техники того времени: в каждой палате стояли 35 сверкающих никелем кроватей, каждая палата была оборудована туалетом и умывальником с мраморной раковиной, облицованной фарфором. А еще — полированный паркетный пол, который каждый день мыли раствором 1:1000 двухлористой ртути (сулемы). Таким же раствором обтирали больных и купали при поступлении и выписке.
Методичный, почти флегматичный, Парк был образцовым бюрократом в лучшем смысле этого слова: он руководил лабораторным отделом департамента здравоохранения в течение нескольких десятилетий и всегда находил способ заставить систему работать как надо. Им двигало желание приспособить работу лаборатории к нуждам пациентов. Он был законченным прагматиком. Гете когда-то заметил: мы ищем там, где светло. Ученые порой пытаются создать новый источник света, чтобы высветить те или иные проблемы. Парк был не таков: его сильной стороной была способность проводить исчерпывающие исследования, довольствуясь светом, который есть.
Именно они с Уильямс подготовили почву для массового производства недорогого дифтерийного антитоксина. Именно его работа заставила мировое сообщество признать, что американская наука догнала европейскую, когда международная конференция одобрила его взгляды на туберкулез, отвергнув мнение Коха. Его научные статьи не всегда отличались элегантностью, зато были точны, и эта точность сочеталась с глубиной исследования и внимательностью.
Именно эта точность и практически религиозное понимание добра и зла привели его несколькими годами ранее к публичному конфликту с Саймоном Флекснером и Рокфеллеровским институтом по поводу сыворотки от менингита. В 1911 г. Парк создал лабораторию специальных методов лечения и исследований: его целью — во всяком случае, одной из целей — была конкуренция с Рокфеллеровским институтом. Теперь Парк был на несколько лет старше, но это не смягчило его характер. Они с Флекснером по-прежнему обменивались, как выражался один ученый, близкий приятель обоих, «едкими замечаниями», но при этом «сохраняли чудесные отношения»: несмотря на показную враждебность, они всегда сотрудничали, приходя друг другу на помощь по первому зову и всегда охотно обмениваясь научной информацией[526]
.(Такая открытость была совершенно не похожа на атмосферу в некоторых других лабораториях, включая и Пастеровский институт. Сам Пастер однажды посоветовал своему ученику не делиться с другими информацией: «Держите своих покойников при себе». Когда Анна Уильямс посетила Пастеровский институт, ей отказались рассказывать что бы то ни было про антисыворотку против пневмонии до публикации. Мало того, заставили пообещать, что она будет молчать об увиденном в институте до тех пор, пока работы об антисыворотке не будут опубликованы. Даже в своих публикациях ученые института рассказывали не все. Биггс писал Парку: «Марморек показал ей [Уильямс], как это делается, — естественно, по секрету. По их обыкновению, самое главное в статье не написано»[527]
. Именно Александр Марморек открыл сыворотку против туберкулеза.)