Испанка. История самой смертоносной пандемии

Даже новый назначенец, глава департамента здравоохранения, возмутился и подал в отставку, так что департамент остался без руководителя. Мэр в задумчивости стоял на тротуаре перед ратушей, когда к нему подошел знакомый. Он представил мэру Ройяла Коупленда как человека, верного Таммани-холлу, и предложил назначить его новым председателем комиссии по здравоохранению. Но Коупленд, декан гомеопатической школы, не был даже дипломированным врачом.

Тем не менее мэр согласился назначить этого человека. Затем все трое поднялись в кабинет мэра, и Коупленд был приведен к присяге[520].

Лучший в мире муниципальный департамент здравоохранения возглавил человек, не веривший в современную научную медицину; человек, чьи амбиции были направлены не на поддержание стандартов здравоохранения, а на мелкое политиканство. Если Таммани-холлу нужны были верные люди, то они не ошиблись с назначением. (Коупленд однажды очень простыми словами объяснил свою лояльность Таммани-холлу: «Человек — животное общественное и не может жить без совместного труда. Человеку необходима организация, а моя организация — это Таммани»[521]. Через несколько лет верность Коупленда будет оценена по достоинству: его сделают сенатором.) Итак, Таммани-холл продолжил попытки разрушить департамент. Лучшим руководителям отделов сначала грозили уголовным преследованием, а когда из этого ничего не получилось, их потащили на общественные слушания — по обвинению в «пренебрежении обязанностями, служебном несоответствии и некомпетентности».

Парк руководил лабораторным отделом с 1893 г., никогда не совался в политику и сам считался неприкосновенным. Среди любого политического хаоса он невозмутимо занимался наукой. Вскоре после того, как Эвери, Коул и другие создали в Рокфеллеровском институте сыворотку против пневмококков типа I и II, Парк разработал процедуру типирования пневмококков — настолько простую, что в любой приличной лаборатории можно было выполнить типирование за какие-то полчаса[522]. А это позволяло практически немедленно использовать для лечения нужную антисыворотку.

Но теперь ему пришлось встать на защиту департамента. Он помог организовать оборону — и эта оборона стала общенациональной. Таммани-холл критиковали и город, и штат, критика доносилась из Балтимора, Бостона и Вашингтона. На Таммани-холл обрушился Уэлч и многие выдающиеся деятели медицины. Руперт Блю, глава Государственной службы здравоохранения США, публично потребовал от мэра прекратить уничтожать департамент.

Таммани-холл отступил, а Коупленд начал публичную кампанию по восстановлению репутации (и своей собственной, и организации в целом), призвав на помощь патриотизм и пытаясь заглушить критику. К концу лета пыль улеглась, но дух департамента здравоохранения — когда-то лучшего в мире — был подорван. Директор отдела просвещения, специалист с мировой репутацией, подал в отставку. Заместитель главы департамента, проработавший в нем 20 лет, тоже покинул должность, и мэр заменил его своим личным врачом.

15 сентября в Нью-Йорке умер первый больной гриппом. К тому времени болезнь уже начала просачиваться в города Массачусетса с армейских и военно-морских баз.

Во время двух эпидемий полиомиелита в предыдущем десятилетии чиновники департамента здравоохранения практически закрывали Нью-Йорк, но теперь Коупленд бездействовал. Три дня спустя госпитали начали заполняться больными гриппом, и тогда Коупленд объявил грипп и пневмонию заболеваниями, «подлежащими уведомлению». Правда, при этом он заявил, что «причиной болезни большинства людей, о которых сообщают как о больных гриппом, являются другие бронхиальные поражения, а не так называемый испанский грипп…»[523].

Прошло еще несколько дней — и даже Коупленд больше не мог отрицать реальность. Люди сами видели, как вокруг неистовствует болезнь. В итоге Коупленд поместил заболевших на карантин и предупредил: «Департамент здравоохранения готов принудительно направлять в госпитали больных, которые могут представлять опасность для окружающих»[524]. Он также заверил встревоженных горожан, «что болезнь не выходит из-под контроля департамента здравоохранения, а заболеваемость неуклонно снижается».

Парк куда лучше представлял себе ситуацию. В 1890 г., когда он учился в Вене, от гриппа во время тогдашней пандемии умер один его преподаватель, и Парк записал в дневнике: «Мы оплакиваем его и себя»[525]. Теперь же, в 1918 г., Парк и сотрудники его лаборатории отслеживали распространение болезни уже в течение нескольких месяцев. Он прекрасно знал, что судно «Сити оф Эксетер» превратилось в плавучий морг, знал он и о серьезных вспышках на кораблях, прибывавших в гавань Нью-Йорка. Впрочем, у всех этих случаев был один-единственный плюс: они вывели лабораторию из-под политического прессинга и позволили Парку и его коллегам сосредоточиться на работе.