Испанка. История самой смертоносной пандемии

Мимо проезжали трамваи, автомобили и гужевые повозки, а запах навоза смешивался с запахом бензина и машинного масла. Пот, амбиции, неудачи, упрямство и деньги — все это делало Нью-Йорк Нью-Йорком, таким, каким он был, есть и будет.

А внутри здания Парка кипело настоящее производство. У него в подчинении было более 200 сотрудников (почти половина — ученые или инженеры). В каждой лаборатории стояли современные столы с газовыми горелками. На полках — и настольных, и настенных — теснилась лабораторная посуда. В помещениях шипели автоклавы, выпуская пар, было тепло и влажно.

Ни одна другая лаборатория — ни институтская, ни государственная, ни принадлежащая фармацевтической компании — не могла похвастаться такими сотрудниками: научные знания и опыт работы в эпидемиологии и общественном здравоохранении, способность выполнять целевые исследования и умение сосредоточить все силы и средства на одном-единственном вопросе, не отвлекаясь от него, не поддаваясь соблазнам сделать что-нибудь более интересное или важное. Вся работа в такие моменты была нацелена на получение непосредственного практического результата.

Эта лаборатория могла работать в условиях любого, самого жесткого, кризиса. Вернее, не просто «могла», а уже работала. В лаборатории сумели предотвратить вспышки холеры и брюшного тифа, победили дифтерию, помогли справиться с эпидемией менингита. Лаборатория работала не только на Нью-Йорк, но и на всю страну: при вспышках заболеваний в других районах Парк отправлял туда своих сотрудников.

И еще одна деталь делала это учреждение уникальным. Когда ученые находили решение, лаборатория была способна производить вакцину или сыворотку в промышленных количествах так же быстро, как самые лучшие в мире фармацевтические компании, — при этом качество ее продукции было выше. Более того, лаборатория настолько успешно производила антитоксины, что производители лекарств и городские врачи объединили свое политическое влияние, чтобы добиться сокращения производства. Но теперь Парк мог отыграться. Благодаря поручению наладить производство сыворотки для армии он только что в четыре раза увеличил число лошадей, которых предстояло иммунизировать, чтобы добывать из их крови иммунную сыворотку[536].

И неудивительно, что вскоре после возвращения из Кэмп-Аптон Парк получил телеграмму от Ричарда Пирса, главы медицинского отдела Национального исследовательского совета. Пирс хватался за любую информацию — от французов, от британцев, даже от немцев — и делился ею с учеными в Соединенных Штатах. Он разбивал крупные проблемы, связанные с изучением гриппа, на более частные вопросы, а затем велел каждой группе исследователей сосредоточиться на одном вопросе. От Парка ему требовался ответ на вопрос «о природе агента, вызывающего так называемый испанский грипп», а также «способ приготовления чистых культур возбудителя, если это достижимо…». В телеграмме Пирс спрашивал Парка: «Сможет ли ваша лаборатория как можно скорее провести необходимые бактериологические исследования и направить отчет нижеподписавшемуся?»[537]

Парк немедленно телеграфировал: «Мы беремся за работу»[538].

Казалось, что лаборатория ввязалась в войну, и Парк был полон решимости одержать победу. Читая все, что было опубликовано и не опубликовано по этому заболеванию лабораториями всего мира, он чуть ли не с презрением отбрасывал всю эту писанину — она его не впечатляла[539]. Разумеется, его лаборатория была способна на большее: Парк был уверен, что именно небрежность и неряшливость во многом послужили причинами неудач других исследователей в попытках понять природу болезни. Парк составил чрезвычайно смелый план. Он собирался не просто обнаружить патоген, не просто создать вакцину, сыворотку или и то и другое сразу, не просто произвести разработанное средство в огромных количествах, не просто передать всем другим лабораториям инструкции по его производству. Парк собирался выполнить самое тщательное исследование этой вспышки на огромной выборке. Поскольку многие из этой выборки неизбежно заболеют, можно будет проследить течение их болезни с помощью самых современных лабораторных и эпидемиологических средств. Нагрузка, конечно, предполагалась колоссальная, но Парк был уверен, что его сотрудники справятся.

Но буквально в течение нескольких дней — или, правильнее сказать, часов — болезнь захлестнула и лабораторию. Парк уже компенсировал уход многих сотрудников в армию, проанализировав все системы, увеличив эффективность работы (так, он установил вакуумный насос, который мог за 15 минут заполнить 3 тысячи пробирок индивидуальными дозами вакцин[540]) и даже изменив методы расчетов. Но теперь, когда болезнь укладывала в постель сначала по одному уборщику, технику или ученому в день, потом по четыре, а потом и по 15, лаборатория дрогнула. Не так давно, когда департамент здравоохранения исследовал сыпной тиф, у Парка умерли четверо сотрудников — скорее всего, заразившись в лаборатории. Теперь люди в лаборатории снова болели… а некоторые умирали.