Испанка. История самой смертоносной пандемии

Но был один-единственный способ узнать наверняка, действительно ли B. influenzae вызывает заболевание: проверить соответствие постулатам Коха. Патоген надо было выделить, «воспроизвести» заболевание у лабораторного животного, а затем заново выделить патоген из животного. Бацилла действительно убивала лабораторных крыс. Но симптомы нисколько не напоминали симптомы гриппа у человека.

Полученные результаты не вполне соответствовали критериям. И в этом случае экспериментальной моделью должен был стать человек.

Начались эксперименты с участием людей. В Бостоне Розенау и Киган уже пытались привить заболевание добровольцам с военно-морской гауптвахты.

Пока ни один из добровольцев не заболел. Правда, заболел один из врачей, проводивших исследование. Грипп его убил. Но в научном плане его смерть ничего не доказала.

Глава двадцать четвертая

Пока Парк в Нью-Йорке пытался получить антисыворотку или вакцину против болезни, в Филадельфии уже наступила катастрофа. То же самое вскоре случится и во многих других городах страны.

В Филадельфии Льюис искал ответ на тот же проклятый вопрос. Мало у кого из ученых, включая Парка, было больше шансов. Льюис, сын врача, вырос в Милуоки, поступил в Висконсинский университет, а завершил медицинское образование в Пенсильванском университете, окончив его в 1904 г. Еще студентом он понял, что хочет провести всю жизнь в лаборатории. Его научная карьера продвигалась быстро, а репутация росла. Начинал он в качестве ассистента, работая над проблемой пневмонии под руководством Уэлча, Ослера, Биггса и нескольких других членов научного консультативного совета Рокфеллеровского института. На всех Льюис произвел благоприятное впечатление. Но самое большое — на одного из ведущих бактериологов мира Теобальда Смита: впоследствии Льюис работал у него в Бостоне. Смит рекомендовал Льюиса Саймону Флекснеру, признав, что у Гарварда не хватает ресурсов для раскрытия потенциала Льюиса и что «сердце его полностью принадлежит научным исследованиям»[551].

Это была высшая похвала из уст Смита. И Льюис ее полностью заслуживал. Он, казалось, родился для лабораторных исследований. Во всяком случае это было единственное место, где он чувствовал себя по-настоящему счастливым; он любил не только лабораторную работу, но и саму обстановку в лаборатории, любил растворяться в работе и в мыслях. «Любовь», пожалуй, не самое подходящее слово — то была истинная страсть. В Рокфеллеровском институте Льюис сначала занялся интересующими его вопросами, но затем разразилась эпидемия полиомиелита и Флекснер попросил Льюиса поработать с ним над этой проблемой. Льюис согласился. Это было превосходное сотрудничество. Их работа по полиомиелиту была образцом и научной добросовестности, и скорости. Они не только доказали, что полиомиелит является вирусным заболеванием (это до сих пор считается важной вехой в вирусологии), но и создали вакцину, которая полностью защищала от полиомиелита обезьян. Понадобится еще почти полвека для создания вакцины, предотвращающей полиомиелит у людей. В ходе этих исследований Льюис стал одним из ведущих мировых специалистов по вирусам.

Флекснер провозгласил Льюиса «одним из лучших людей страны»[552] и называл его «очень одаренным коллегой». Вероятно, это было недооценкой. Вирусолог Ричард Шоуп работал с Льюисом в 1920-е гг., лично знал многих лучших ученых мира (включая Флекснера, Уэлча, Парка, Уильямс и многих нобелевских лауреатов) и сам стал членом Национальной академии наук. Он называл Льюиса умнейшим человеком в мире. Ученый Джозеф Аронсон, лауреат премии Пенсильванского университета, сотрудник Пастеровского института, назвал своего сына в честь Льюиса и вслед за Шоупом утверждал что Льюис — самый умный и яркий человек из всех, кого он знал[553].

Когда началась война, Пирс, координатор военно-медицинских исследований из Национального исследовательского совета, сказал Льюису то, что говорил всего нескольким другим ученым страны: он попросил, чтобы Льюис был готов взяться за «выполнение особого задания в связи с эпидемией»[554].

Льюис был готов. Он стал членом военно-морской медицинской комиссии и сообщил Флекснеру, что у него в связи с этим «нет никаких обременительных обязанностей»[555]. А вот его лабораторные дарования, напротив, были в тот момент крайне востребованы. Он продолжал сотрудничать с Коулом и Эвери в разработке сыворотки от пневмонии, а также, как он рассказывал Флекснеру, экспериментировал с красителями «в отношении их способности подавлять рост бактерий»[556], вызывающих туберкулез. Мысль, что красители могут убивать бактерии, не была оригинальной, но Льюис выполнил блестящее исследование, а интуиция не зря подсказывала ему, как важна эта работа. 20 лет спустя Герхард Домагк получил Нобелевскую премию за превращение одного из красителей в первый антибиотик-сульфаниламид.