Льюис так и не смог понять, на каком этапе Флекснер допустил ошибку, хотя, конечно, эта неудача не раз обсуждалась в знаменитой столовой, где было найдено множество решений самых разнообразных научных проблем. Но сейчас у Льюиса не было времени глубоко обдумывать эту проблему, выдвигать гипотезы-объяснения и проверять их.
Льюис мог лишь рассчитывать, что неудача Флекснера объясняется ошибочным методом. Это было вполне возможно. В лабораторной работе Флекснер иногда позволял себе некоторую небрежность. Он и сам это признавал: «Технически я подготовлен не слишком хорошо, мне не хватает тщательности и точности»[563]
.Льюис от души надеялся, что проблема Флекснера — это какая-нибудь техническая погрешность (может быть, в приготовлении среды, может быть, в неаккуратном обращении с убитыми бактериями, может быть, в чем-то еще). Этого нельзя было исключить. Много лет спустя один студент-выпускник, войдя в лабораторию, увидел, как именитый гарвардский профессор моет в раковине лабораторную посуду, а простой лаборант выполняет сложную работу за лабораторным столом. Студент, не удержавшись, спросил, почему посуду моет не лаборант. «Потому что, — ответил профессор, — я всегда выполняю самую важную часть работы, а в эксперименте самое важное — это чистота лабораторной посуды»[564]
.Грубо говоря, Льюис полностью переключился на «мытье посуды», на самые обыденные, заурядные задачи, чтобы убедиться, что в самой работе не будет ошибок. В то же время он задействовал все знания о бацилле Пфайффера: неудача Флекснера послужила для него хорошим уроком.
Льюис прекрасно понимал, что в его нынешней работе было мало настоящей науки. Вся она была основана на осознанном угадывании. Только работать стало труднее.
А пока он работал, общество балансировало на грани краха.
Глава двадцать пятая
Когда Уэлч увидел результаты первых вскрытий жертв гриппа в Кэмп-Дивенс, он вышел из морга и позвонил в три места: известному патологоанатому в Гарвард, чтобы попросить его проводить дальнейшие вскрытия, Горгасу, чтобы предупредить его о надвигающейся эпидемии, и Освальду Эвери в Рокфеллеровский институт, чтобы вызвать его из Нью-Йорка следующим же поездом. Уэлч надеялся, что Эвери сможет идентифицировать патоген, убивавший людей в Кэмп-Дивенс.
Эвери немедленно оставил свою лабораторию и пошел домой пешком (он жил за несколько кварталов от института), чтобы переодеться, а затем отправился прямиком на Пенсильванский вокзал. Пока поезд ехал в Кэмп-Дивенс — мимо сельских пейзажей Коннектикута, мимо огромных железнодорожных узлов Нью-Хейвена, Провиденса и Бостона, — Эвери готовился к работе, раздумывая, как лучше подойти к проблеме.
Уэлч рассказал ему о своих опасениях, о том, что, несмотря на схожесть клинических симптомов с симптомами гриппа, речь может идти о каком-то совершенно новом заболевании. Первым шагом Эвери станет поиск
Вечером того же дня Эвери прибыл в лагерь и немедленно приступил к лабораторным тестам. Он едва замечал творившийся вокруг хаос, едва замечал тела молодых мужчин, лежавшие на окровавленных простынях. Через эти тела ему — как Уэлчу, Коулу, Вогану, Расселлу и другим — пришлось перешагивать, чтобы попасть в прозекторскую.
Первой трудностью, с которой он столкнулся, стали странные результаты окраски бактерий по Граму. При этом методе бактерии окрашивают анилиновыми красителями, обрабатывают йодом, промывают спиртом, а затем окрашивают контрастным красителем. Бактерии, сохраняющие фиолетовую окраску, называются «грамположительными», а те, которые окрашиваются в красный или розовый цвет, — «грамотрицательными». Результат окраски по Граму можно сравнить с потерпевшим, который идентифицирует напавшего на него грабителя либо как белого, либо как чернокожего: ответ просто исключает некоторых возможных подозреваемых.
В отличие от других исследователей, Эвери не обнаружил грамотрицательных бактерий. А
Очень скоро Эвери решил эту головоломку. Он обнаружил, что во всех бутылках с надписью «Спирт» была вода. Очевидно, солдаты выпили спирт и заменили его водой. Получив спирт, Эвери повторил анализ и сразу же обнаружил грамотрицательные бактерии.