Испанка. История самой смертоносной пандемии

И действительно, теперь Льюис смотрел на мир шире. Теперь в сферу его интересов входили математика и биофизика, и, не обладая достаточными познаниями в этих областях, он попросил Флекснера «организовать поддержку»: найти физика, которого Льюис смог бы заманить в медицину для изучения флуоресцентных красителей и «дезинфицирующих свойств света, а также степени проницаемости живых тканей для света»[961]. Флекснер выполнил эту просьбу: он по-прежнему был высокого мнения и об оригинальных работах самого Льюиса. Когда Льюис прислал ему одну из своих статей, Флекснер в ответном письме назвал работу «интересной и важной»[962], пообещав опубликовать ее в Journal of Experimental Medicine.

Однако послевоенная жизнь все дальше и дальше уводила Льюиса от лаборатории — и это его крайне расстраивало. Генри Фиппс, в честь которого был назван возглавляемый Льюисом институт, не слишком щедро финансировал свое детище. Правда, жалованье самого Льюиса неплохо выросло — с 3500 долларов в год в 1910 г., когда он вступил в должность, до 5000 долларов перед войной. И все же Флекснер считал, что Льюис заслуживает большего, и порекомендовал его Калифорнийскому университету в Беркли, который тут же предложил Льюису профессорскую должность. Льюис отклонил это предложение, но зато Пенсильванский университет поднял его жалованье до 6000 долларов в год, что было весьма значительной суммой в то время.

Льюиса вполне устраивали собственные доходы, но ему требовались деньги, чтобы обеспечивать работу всего института, пусть даже и небольшого. Нужны были средства на центрифуги, лабораторную посуду, отопление, нужно было что-то платить лаборантам и молодым ученым. Все эти деньги Льюису приходилось находить самому. В результате он теперь вращался в высших кругах филадельфийского общества, где был вынужден пресмыкаться перед толстосумами, добывая финансирование. Он все больше и больше превращался в продавца, торгующего институтом и собственным лицом. Эта жизнь была ему ненавистна. Он ненавидел ее за то, что она отвлекала его от лаборатории, вытягивала из него энергию. Он ненавидел эти званые вечера. А между тем страна переживала глубокий экономический кризис. 4 миллиона вернувшихся домой солдат вломились на рынок труда, государство перестало строить корабли и танки, а Европа, разоренная войной, была не в состоянии ничего покупать. Находить деньги становилось все труднее.

В 1921 г. к Льюису обратилось руководство Университета Айовы. Оно было намерено превратить университет в первоклассное исследовательское учреждение и надеялось, что Льюис возглавит эту трансформацию. Правительство штата обещало финансировать проект. Флекснер был для Льюиса не просто наставником, и он откровенно признался ему, что работа в Айове представлялась ему тяжелой, тривиальной и мало его вдохновляла, и добавил: «Вы прекрасно знаете, что я не переношу рутину»[963]. Ему не хотелось покидать Институт Фиппса: «Кое-какие мои здешние исследования имеют, как мне думается, мощный потенциал… Видите, я изо всех сил пытаюсь себя убедить, что лучше рисковать здесь, чем уныло существовать в Айова-Сити. Мне очень хотелось бы услышать ваше мнение».

Флекснер посоветовал принять предложение: «Все, что я слышал о ситуации с медициной в Айова-Сити, мне нравится… ощущается довольно резкий контраст с ситуацией в Филадельфии. В Айове все стабильно, есть некое постоянство… Не сомневаюсь, что под вашим энергичным руководством учреждение, пусть даже и весьма крупное, добьется таких успехов, что штат поддержит любые ваши предложения по его расширению»[964].

Флекснер не стал говорить Льюису, что считает эту должность идеальной для такого ученого, как он, и что в Айове Льюис мог бы в полной мере раскрыть свои огромные способности. Но в разговоре с коллегой Флекснер заметил: «Льюис действительно сможет повлиять на качество обучения медицине и медицинских исследований». Видимо, в его глазах Льюис был похож на Уэлча — тем, что обладал «удивительным даром разъяснять». Льюис очень много знал — знания из него просто сочились! — и умел вдохновлять (неважно, осознавал он это сам или нет). Поэтому Флекснер был уверен, что Льюис «мастерски справится с новым делом».

Пенсильванский университет повысил ставки: он предложил Льюису новое звание, поднял жалованье до 8000 долларов в год, пообещав не понижать его в течение пяти лет, а также гарантировал адекватное финансирование института в течение двух лет. Льюис остался. Флекснер написал: «Поздравляю вас — и особенно ваш университет — с этой новой победой. Добавятся ли к вашим университетским полномочиям новые?»[965]