Ричард Шоуп был сыном врача, который еще и работал на ферме. Ричард получил медицинское образование в Университете Айовы, а затем год преподавал фармакологию в медицинской школе и экспериментировал на собаках. В колледже он занимался спортом и был завзятым бегуном. Высокий, мужественный, уверенный в себе, такой непохожий на самого Льюиса, Шоуп старался сохранять связь с дикой природой: его было легко представить не только в лаборатории, но и в лесу, с ружьем в руках. В нем сохранялась некоторая необузданность — как в мальчишке, который играет в химика, надеясь устроить взрыв, — но ум у него был не просто пытливым, а оригинальным.
Много лет спустя Томас Риверс — вирусолог, преемник Коула на посту главы госпиталя Рокфеллеровского института, президент четырех научных ассоциаций — говорил: «Дик Шоуп — один из лучших исследователей в мире… Упрямый, жесткий парень… Дик сделает фундаментальное открытие, еще толком не приступив к работе над проблемой. Ему совершенно все равно, где работать»[976]
. Во время Второй мировой войны Риверс и Шоуп прибыли на Гуам вскоре после того, как остров был захвачен американскими войсками (по пути, на Окинаве, они попали под обстрел), чтобы исследовать тропические болезни, которые могли угрожать американским солдатам. На Гуаме Шоуп занимался выделением из грибковой плесени вещества, которое облегчало течение некоторых вирусных инфекций. В конце концов он был избран членом Национальной академии наук.Но даже с помощью Шоупа работа у Льюиса шла неважно. Правда, вовсе не потому, что Льюис был недостаточно умен. Шоуп лично был знаком с Уэлчем, Флекснером, Смитом, Эвери и многими нобелевскими лауреатами, но ставил Льюиса выше. Как и Аронсон, прославленный ученый, работавший в Пастеровском институте и знавший Льюиса по Пенсильванскому университету, Шоуп тоже считал Льюиса умнейшим человеком в мире.
Еще в Филадельфии Льюис пришел к некоторым предварительным выводам по поводу туберкулеза. Он считал, что три или, возможно, четыре наследственных фактора влияют на естественную способность морских свинок продуцировать антитела — то есть сопротивляться туберкулезной инфекции. Льюис рассчитывал точно установить природу этих факторов. Это был важный вопрос, который по своей потенциальной значимости выходил далеко за рамки изучения туберкулеза: его решение способствовало бы более глубокому пониманию работы иммунной системы[977]
.Но, повторив вместе с Шоупом филадельфийский эксперимент, они получили другой результат. Они детально разобрали каждый этап, чтобы найти возможное объяснение расхождения, и снова повторили эксперимент. Но и на этот раз ученые получили другой результат, из которого было невозможно сделать какой бы то ни было вывод.
В науке нет ничего хуже, когда другой ученый не может воспроизвести результат твоего эксперимента. А теперь уже и Льюис не мог воспроизвести результат, полученный им же в Филадельфии, — результат, от которого он целиком и полностью зависел. Теперь он не мог на него опираться и идти дальше. Он с разбега налетел на стену.
Однако теперь Льюис, как говорится, уперся рогом. Шоуп последовал его примеру. Оба очень хотели докопаться до причин. Но далеко не продвинулись.
Смита и Флекснера, которые внимательно следили за работой, больше всего расстраивала реакция Льюиса. В отличие от Эвери, который раскалывал задачу на части — на более мелкие проблемы, которые поддавались решению, — и учился на всех своих ошибках, Льюис просто шел напролом, увеличивая число экспериментов. Он хотел пригласить в свою группу других ученых с большим опытом, но не сумел точно определить, какую именно роль будут играть в команде новые люди. В отличие от Эвери, который набирал сотрудников с конкретными навыками для решения конкретных вопросов, Льюис просто хотел бросить на решение вопроса все доступные ресурсы, надеясь, что у кого-нибудь да получится.
Было видно, что Льюис в отчаянии. Отчаявшиеся люди могут быть опасными — их, бывает, даже боятся, но редко уважают. Льюис терял уважение своих бывших наставников и сотрудников — а с уважением терял и все остальное.
В конце третьего года пребывания Льюиса в Принстоне Смит поделился своим разочарованием с Флекснером: «Вероятно, он хочет прыгнуть выше, чем позволяют его подготовка и оборудование, а отсюда требование окружить себя технически подготовленными химиками и так далее. То же самое делает Каррель, но у Карреля другой склад ума, и он получает результаты благодаря хорошей организации. Тесно спаянной группе необходимо, чтобы идеи исходили от руководителя»[978]
. Алексис Каррель из Рокфеллеровского института к тому времени уже получил Нобелевскую премию.