– Я достаточно думал об этом, и, если сказать честно, – мне здесь нравится. Я усматриваю перед собой возможности, которых не видел прежде.
– А как же твоя книга? Не можешь же ты одновременно управлять плантацией и писать роман?
Он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и не моргая уставился на меня.
– Ну… – я помедлила с ответом. – Я полагаю, роман может и подождать.
– А знаешь, что я думаю? – продолжал он, не отрываясь глядя мне в лицо. – Не думаю, что у тебя вообще было когда-то в планах продавать землю или писать какой-то роман.
Атмосфера между нами резко изменилась. Вмиг исчезло всякое товарищество, дружеское подтрунивание.
Мартин резко отодвинул от себя тарелку.
– Может, ты мне расскажешь, наконец, кто ты такая и зачем переоделась в мужчину?
Глава 27
Если бы за глупость выдавали приз, то он бы точно достался мне! Я-то думала, что одурачиваю всех вокруг, а на самом деле в дураках оказалась сама.
– Мне следует обращаться к тебе: Мария Пурификасьон? Или ты привыкла называться Пури? Как эта плантация? – спросил Мартин.
Я нервно сглотнула.
– Пури. – Я сняла очки Кристобаля и помассировала переносицу. – То есть ты все это время знал?
– Я заподозрил это в первый же день, как только ты вскочила на Пачу. У женщин характерно выпирают бедра, когда они верхом.
«Ну да, разумеется! Какая же я тупица!»
– Но утвердился я в своей догадке прошлой ночью, когда услышал, как ты поешь, и увидел, как ты плаваешь в реке.
«Как я пою?» – Я в ужасе прикрыла рот ладонью. Я и не заметила, что тогда к тому же еще и пела!
– Так ты… меня видел? – спросила я уже нормальным своим голосом.
– Да. Видел, – ответил он, не дрогнув ни мускулом.
Я отвела взгляд. То есть он видел меня обнаженной, что было еще хуже, нежели слышать мое отвратное пение! У меня запылали щеки.
– Мог бы, по крайней мере, избавить меня от позора, не делая из меня сегодня дурочку.
– Я понимаю, что должен был что-то тебе сказать, но все же не был до конца уверен, не привиделось ли мне все это ночью. Кто знает, может, перекурил вчера сигар!
Значит, все это время он меня подозревал. Интересно, а мои родственники тоже что-то заметили? Мне хотелось взвыть от отчаяния.
– То есть та наша поездка в кабак и проститутки… Ты меня, выходит, испытывал?
– Не совсем. Я ж говорю – я сам не знал, что о тебе думать. Во всем остальном смотрелась ты весьма убедительно.
«Ну что ж, хоть это радует», – усмехнулась я про себя. Мне было бы крайне неприятно, если бы все прочие посмеивались за моей спиной. В каком-то смысле я даже испытала облегчение оттого, что Мартин меня раскусил. Это означало, что мне больше не придется ходить по кабакам да борделям и изображать из себя «настоящего мужчину». Хотя я не могла отрицать, что совместные вылазки куда-то с Мартином оказались для меня более интересными, нежели я могла ожидать.
– Ты кому-нибудь рассказывал о своих подозрениях?
– Нет. – Он низко нагнулся над столешницей, сложив у груди руки. – Не хочешь мне все-таки рассказать, что случилось? Почему ты прикидываешься собственным мужем?
Я пока что не была уверена, что готова ему доверять – однако у меня не было особого выбора. К тому же он уже меня разоблачил. Лучшее, что я могла сейчас сделать, это рассказать Мартину правду в надежде, что он никак не причастен к гибели Кристобаля и что он, напротив, может даже пролить для меня какой-то свет на моих здешних родственников и, в частности, на того, кто действительно это совершил.
Я принялась рассказывать с самого начала: с того, как у себя в Севилье получила письмо от отцовского поверенного. За пару месяцев до этого я пережила еще один выкидыш, и мне не терпелось уехать куда-нибудь далеко, чтобы оставить всю эту боль позади. По злой иронии, в те дни я не была еще настолько несчастной, как мне это тогда казалось.
Настоящая беда поджидала меня впереди.
Быть может, я совершала самую большую в жизни ошибку, признаваясь Мартину? Может, уже настало время встретиться в открытую, лицом к лицу, с моими сестрами и братом – который, как выяснилось, тоже далеко не святой. Не потому ли его настолько занимали размышления, врожденное ли качество в человеке доброта или приобретенное?
Понимающе кивнув, Мартин налил мне еще стопку, чтобы лучше развязался язык. Поскольку мне и впрямь сейчас требовалась вся имевшаяся во мне сила духа, я с готовностью выпила. И продолжила рассказывать.
– Я понимаю, что твои сестры были совсем не в восторге от отцовского завещания, – молвил он, когда я изложила все до конца. – Но все ж таки желание тебя убить мне кажется тут несколько надуманным.
– Тогда как ты объяснишь появление на корабле наемного убийцы?
– Может, это какая-то ошибка?
– А как насчет банковского чека и записки с моим именем, что я нашла среди его вещей?
– Я знаю, у Анхелики масса недостатков. Она тщеславна, высокомерна, амбициозна – но она не убийца. А Каталина так вообще святая!