Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Если исполнительная часть правительства состояла из короля и его секретарей, то совещательная часть оставалась в руках советов, организованных в основном так же, как это было в царствование Карла V. Филипп очень тщательно соблюдал практику своего отца, исключая представителей крупной знати из претендентов на должности в органах центральной власти и оставляя им посты вице-королей, послов и военачальников. Но в обществе, организованном по иерархическому принципу, нельзя было упускать из виду претензии, стремления и вражду магнатов и, хотя многие из них предпочитали жить королями в своих поместьях, чем проводить дни, прислуживая чуждому по духу монарху и его двору, требовалось сделать так, чтобы их голоса были услышаны. Филипп с самого начала отчетливо сознавал, что правит страной, где контроль над такими городами, как Толедо или Севилья, оспаривается соперничающими аристократическими фракциями, созданными на основе фамильных взаимоотношений и сложной системы отношений между патроном и клиентами. Он полагал, что единственный способ нейтрализовать опасность, которую представляла эта вражда, заключался в предоставлении магнатам своеобразной отдушины при дворе в виде форума в одном из советов, где представители противоборствующих фракций могли бы высказывать свои точки зрения.

Очевидно, что таким форумом для дискуссий стал Государственный совет, который при Филиппе приобрел фальшивый блеск, помогавший скрывать тот факт, что реальным источником власти был не совет, а король. В 1560–1570-х годах Государственный совет превратился в арену борьбы двух соперничающих фракций, боровшихся за влияние на короля, который с удовольствием стравливал их друг с другом. Определить истинную сущность их противоречий крайне сложно, но, вероятно, причины антагонизма следует искать в фамильных раздорах, уходящих корнями в сумеречные глубины местной истории, которые многократно усилились в ходе гражданских войн XV века и последовавшей за ними борьбы начала XVI века. Например, каждая из соперничавших в Толедо фракций Айала и Рибера, вступивших в открытый конфликт во время восстания комунерос, а затем с новой силой столкнувшихся из-за положений доктрины limpieza, была связана кровными узами и вассальными отношениями с крупнейшими фамилиями, боровшимися при дворе. К фракции Рибера принадлежало семейство Сильва, а Сильва, в свою очередь, были ярыми сторонниками чрезвычайно влиятельного дома Мендоса, в который входило двадцать два семейства высшей аристократии. С другой стороны, их соперники Айала и Авалос были членами другого аристократического клана, куда входили семейства Сапата и Алварес де Толедо и во главе которого стоял сам герцог Альба.

Есть признаки того, что даже в царствование Филиппа II кастильская аристократия по-прежнему жила в атмосфере ненависти, накопленной за время восстания комунерос. Когда в конце 1578 года дон Луис Энрикес де Кабрера-и-Мендоса, второй герцог Медина де Риосеко и адмирал Кастилии высокомерно заявил императорскому послу, что правление короля – это власть не справедливости, а тирании и мстительности, поскольку эта власть находится в руках тех, чьи отцы были среди комунерос и теперь стремятся отомстить своим оппонентам. Истинный смысл этого заявления не до конца ясен, хотя изучение происхождения советников и чиновников испанского двора, несомненно, помогло бы его прояснить. Однако имеется достаточно признаков того, что связи с движениями комунерос и антикомунерос внутри двух дворцовых фракций 1560–1570-х годов позволяют считать утверждение адмирала одним из важных ключей к пониманию ожесточенности фракционной борьбы.

Если, как известно, семейство герцога Альба не играло никакой существенной роли в восстании комунерос, то его союзники Сапата были ярыми сторонниками восставших. С другой стороны, глава клана Мендоса герцог Инфантадо выступил (правда, после некоторых попыток увильнуть) в защиту императора. Если после комунерос Кастилия оказалась разделена между теми, кто поддерживал «открытую» Испанию, и теми, кто стоял за «закрытый» кастильский национализм, который отстаивали комунерос, то образованные и космополитичные Мендоса представляли первых, а Альба – вторых. Но мы не можем сказать, как далеко заходила сознательная поддержка этих позиций и насколько сильна была «идеологическая» составляющая их вражды по сравнению с чисто фамильными противоречиями.