Испорченная кровь

— Ваше рвение меня радует. — Кизель все еще говорил сдержанно. — Возможно, что в конце концов я приму ваше предложение. Но я не хочу, чтобы вы когда-нибудь смогли упрекнуть меня за то, что я не сказал вам всего. Вы уже знаете, что я сотрудник министерства внутренних дел, и это вам, наверное, импонирует. Если я скажу вам далее, что работаю под началом моего прославленного дяди, министерского советника, барона фон Прандау, вы воспримете это даже с удовлетворением, потому что это придает моей миссии достоинство и официальность. Но что, если я свою деятельность сотрудника министерства обозначу иным, менее красивым словом — агент тайной полиции?

Тут Кизель строго и вызывающе поглядел на Мишу своими круглыми глазками.

— Что ж, — сказал Миша, — если вы, господин Кизель — агент тайной полиции, значит, быть агентом тайной полиции — хорошо. Итак, какова же моя задача? Осведомлять вас?

— Да, осведомлять, — медленно, тихо, но с нажимом ответил Кизель, не сводя с Миши испытующего взгляда. — Мне нужна информация. Мы хотим знать, что делается среди чешского студенчества, а для этого нам нужны наблюдатели и информаторы. Повторяю: наблюдатели и информаторы, а отнюдь не доносчики. Дело это чрезвычайно щепетильное, но и почетное. Вы для него отлично годитесь, потому что образ мыслей у вас, как мне хочется верить, немецкий, а считают вас чехом. Разумеется, вам обеспечена полная секретность. Итак, хотите взяться за дело?

— Хочу, господин Кизель! — горячо воскликнул Миша. — Я буду прислушиваться ко всему и все вам рассказывать. А если хотите, могу давать вам информацию и из других кругов. Я бываю в салоне моего отца, может быть, вас интересует, о чем там говорят.

Это было слишком даже для Кизеля.

— Н-да… — сказал он и откашлялся.

— Мне эти люди ничуть не дороги, они мне противны, и я желаю им всего наихудшего, — объяснил Миша. — Еще мальчишкой я, помню, мечтал, как отомщу им, когда вырасту, как погублю их. Когда я поступил в Серый дом, моим любимым занятием было придумывать, как я доведу отца до самоубийства…

— Н-да… — снова произнес Кизель. — Ну, это ваше личное дело, которое я не могу и не собираюсь решать. Надеюсь, вы возьметесь за дело усердно, однако предостерегаю вас от излишнего усердия, — оно скорее повредит нашей работе. Меня интересует умонастроение чешского студенчества, и ничего больше. Если меня заинтересует ваш домашний салон, я сам скажу вам об этом.

Потом Кизель в коротких, но ярких словах рассказал Мише о подрывной доктрине так называемого революционного социализма, который еще зовется анархизмом или анархо-социализмом. Эта доктрина так бурно распространилась среди рабочих всех народностей, что в этом году правительство было вынуждено внести в парламент законопроект против социалистов, как людей, которые угрожают общественному порядку, культуре и морали. Чешское студенчество, склонное не столько к революционности, сколько к тому, что Кизель точнее всего характеризовал бы как патриотическое пустозвонство, найдя выход для своего темперамента в выкрикивании безвредных патриотических лозунгов, по-видимому, избежало этой опасной идеологической заразы. Тем не менее было бы ошибкой убаюкивать себя расчетами на идейную леность чешской учащейся молодежи, тем более, что если, как сказано, чешские студенты оказались иммунными к социалистической чуме, то некоторые из них, насколько известно тайной полиции, — проявляют тем больший интерес к доктрине так называемого русского нигилизма. Нигилисты, как известно, хотят обратить весь мир в пустыню; их программа очень близка программе анархистов и социалистов, о чем свидетельствует статья в красной рамке под заголовком «Наконец-то!», опубликованная в социалистической газете «Фрайхайт» по случаю злодейского убийства нигилистами царя Александра II. Итак, задача Миши состоит в том, чтобы бдительно следить за всякими, пусть даже самыми незначительными, проявлениями крамольных, враждебных немецкому духу умонастроений среди своих коллег. Нельзя, конечно, ожидать, что среди студентов, с которыми Миша будет общаться на факультете, в студенческих кружках, в кафе и трактирах, на пикниках, прогулках и так далее, он обнаружит много революционных подрывных устремлений. Кизеля очень удивило бы, если бы он вообще обнаружил такие устремления; однако это ничуть не умалит заслугу Миши. Как уже сказано, речь идет не о доносах, не о том, чтоб Миша бросал кого-либо в жертву органам государственной власти — речь идет о чисто информационной деятельности. Представителям немецкого порядка и немецкой власти в Австрии нужны свои люди, свои резиденты среди чешских учащихся. Если такой резидент убедится, что все в порядке, студенты прилежно учатся и не интересуются никакими красными или черными доктринами, — ради бога, тем лучше. Важно только, чтобы Мишина информация была правдива и основана на добросовестных и умных наблюдениях.

Высказав все это, Кизель с удобством вытянул свои короткие ножки и скрестил руки на груди.