Исповедь не бывшей монахини

На праздник Воздвижения Креста Господня мы были все в храме. Планировалась ночная литургия. Поэтому мне и ещё одной послушнице через мать Арсению передали, что нам нужно идти спать прямо во время службы, а разбудят нас, когда будет вынос Креста. После службы мы должны были идти на коровник, а потом ещё и после ночной службы.

У меня в то время была бессонница. Я сказала матери Арсении по этому поводу:

– Я не смогу уснуть.

Мать Арсения передала по телефону мои слова матери Серафиме, которые дошли до матушки, сразу же прилетело благословение идти мне всё-таки спать, но уже с ноткой наказания.

Промучившись в кровати, я так и не смогла сомкнуть глаз. За нами прибежала из храма сестра и сказала быстрее бежать на службу на вынос Креста. Служба закончилась, и мы пошли на коровник.

После работы нам нужно было спешить в храм на ночную службу. Сил, конечно, не было для молитвы. Очередной сюрприз ждал меня после службы. Благочинная передала мне благословение матушки игуменьи:

– Ты сейчас пойдёшь на коровник, а после коровника тебе благословила матушка церковничать на позднюю Литургию.

Потом она добавила иронично:

– Это для того, чтобы ты потом смогла заснуть.

Я держалась всю Литургию, как могла. Чувствовала себя не очень хорошо, я уже была сутки без сна. Мне казалось, что после Литургии мне всё-таки разрешат отдохнуть, но наказание продолжалось: мне пришлось идти на коровник и после второй Литургии, и после службы вечером. После коровника я пошла в келью для отдыха, уже было поздно, и меня, наконец, оставили в покое, это означало, что меня достаточно проучили.

5

Прошло 3 дня, как мы вернулись с коровами в монастырь. На третий день наш скит в Кариже сгорел. Но это произошло случайно, не от поджога неизвестных, а из-за искры. В скиту остались только мать Арсения и мать Ксения, которая и затапливала печь. Она объяснила, что ночью искра выстрелила из топки незаметно. Второй этаж дома был деревянный, поэтому вспыхнул как спичка. Мы наблюдали за пожаром за 5 километров от Карижи из монастыря.

Все, кто был в скиту, не пострадали и сразу же приехали в монастырь. На следующий день был разбор полётов. На занятие пришла матушка, и началось обсуждение темы пожара. Виноватыми оказались все: и мать Ксения как нарушитель благословений, и мать Арсения как старшая скита, которая из-за блудного общения с рясофорной послушницей Ириной довела скит до такого состояния. С матери Арсении слетела форма – это означало, что матушка благословила снять ей монашескую форму и ходить как послушница, при этом 40 дней нельзя было причащаться. Наказания и обличения проводились для профилактики, чтобы неповадно было другим, но и для смирения самой сестры, конечно.

На занятие часто матушка ругала то одну, то другую сестру, то нескольких сразу за блудные отношения. Например, какие-нибудь сёстры были замечены кем-то в смехе или разговоре, да не один раз – это был повод для такого обвинения.

Однажды таким поводом стала я. На очередном ночном дежурстве в Троицком корпусе я услышала странный звук, доносящийся из иконной мастерской. Я подошла ближе, дверь была закрыта, но из-за двери слышны были звуки вздоха и покачивания. Что я могла подумать, услышав это? Конечно, после постоянных обвинений сестёр в лесбиянстве – только это. Моему ужасу не было конца. У меня был шок. Я написала об этом матушке, и, естественно, начались разборки по этому поводу. Были вычислены две сестры, которых вызвали к матушке на ковёр. Не знаю, какой разговор провела матушка с этими сёстрами, но на следующий день она подозвала меня в храме к себе и сказала:

– Они там без благословения массаж делали. Спину прихватило у одной.

А после службы на занятии всё подробно разбиралось с сёстрами. Эти две сестры стояли и получали словесные оплеухи за свой аморальный поступок.

Я считала себя виновной в том, что происходило теперь с сёстрами. Одна из них была монахиня, и перед ней я после трапезы упала на колени в земном поклоне. Каждый раз, как я её видела, я просила прощения, падая на колени из-за чувства вины. Через некоторое время эти две сестры после публичного унижения матушкой перед всеми ушли из монастыря.

6

Как-то на службе в храме я исповедовалась у отца Александра, пожилого священника монастыря. Все сёстры обычно читали свои грехи по бумажке, которые писали заранее. Чаще бывало, что просто отдавали записку священнику, и он разрешал грехи, а подробности должны были писать матушке в помыслах. Для сестёр исповедь батюшке становилась просто формальностью, никаких чувств эти действия не вызывали. А вот матушке написать был целый ритуал, потому что нужно было не только подумать и описать всё грамотно, но и написать так, чтобы тебя потом не наругали на занятиях. Из-за того, что я никогда не была в других монастырях, мне казалось всё происходящее самим собой разумеющимся.

Я подошла на исповедь к батюшке без записки. В то время когда я говорила батюшке и плакала, за мной следили сёстры. Он дал мне совет по моей личной ситуации, я поцеловала крест, Евангелие и руку священника.