Исповедь не бывшей монахини

Я застала ещё время, когда сёстры в Кариже ходили на поле и собирали сено. Это происходило так: приезжала машина, которая косила траву и собирала её в рулоны. После этой машины оставалось по краям много сена. Именно эту траву нам приходилось сгребать граблями и собирать в небольшие стога. Это мы старались сделать быстро, до начала дождей.

Потом это сено перевозилось в скит, и мы вручную закидывали его на чердак коровника. Там сено трамбовали, пересыпая солью, чтобы оно не горело. Ночью участилось воровство рулонов с сеном, поэтому матушка благословила дежурить на поле двум сёстрам. Это была я и Лариса, которая приехала в скит специально для этого с большой монастырской собакой Мартыном. Мы сидели в стогу сена при луне и разговаривали на разные темы. Это дежурство длилось до 4 утра, потом мы уходили, когда светлело, и ложились спать до 8 утра.

Каждый день я пасла коров с послушницей Надей, она приехала из Молдавии. Надя была немного нервная. Сначала матушка поставила её в приют учить детей, но потом, видно для смирения, отправила в Карижу к коровам. Ей это очень не нравилось, и все свои негативные мысли по этому поводу она высказывала мне.

Однажды коровы убежали от нас, пришлось гоняться за ними по полям. Я поняла, что это умные и очень хитрые животные. Одна из коров наблюдала за мной, и только мне стоило отвернуться на несколько секунд, так всё стадо исчезало в лесу. Когда мы нашли их и погнали в коровник, одна из коров начала сопротивляться. Надя очень разозлилась и проявила весь свой гнев. Она ногами избивала эту корову и орала на неё.

Я стояла в шоке. Мимо нас проходили жители деревни, они смотрели с недоумением на Надю. Очень было стыдно, но видно было её состояние, она не могла уже терпеть это послушание. Я не решилась остановить её гнев. Через несколько дней Надю забрали в монастырь, а спустя ещё несколько месяцев она уехала домой.

Сестринские службы проходили у нас в доме, в небольшой комнате с полукруглой стеной, как в алтаре. Из монастыря привезли старые чёрные стасидии, которые помогали нам находиться в них в полусидящем положении. Это облегчало долгую службу. Петь и читать на клиросе должны были все.

Я, как новоначальная, не совсем правильно умела читать на церковнославянском языке. Однажды я читала третий час, а сзади стояла мать Елисавета и постоянно меня поправляла, останавливая чтение. Когда я закончила чтение, мать Сергия раздражённо мне сказала:

– Ты что всё время делаешь ошибки? Читать не умеешь?

Я извинилась перед ней и ответила:

– Я никогда не читала третий час – это в первый раз.

Но постепенно читать становилось легче. Петь мне тоже нравилось.

Нам приходилось тяжело работать. В скиту не было воды, поэтому из монастыря приезжал Уазик, и две сестры ехали на источник. Для набора воды использовали вёдра, которые носили через мостик к машине и заливали в 50-литровые баки. Затем машина подъезжала к дому, и мы вдвоём заносили бак за баком. Для молодых девчонок это было нелегко.

Однажды привезли полный уазик комбикорма. На коровнике была я одна, и разгружать было некому. Хотя рядом были рабочие, которые ремонтировали коровник, но без благословения нельзя было просить их о помощи – это расценивалось бы как самоуправство. Поэтому я взяла тележку и сама перегрузила и перевезла на место все 30 мешков. Конечно, тогда у меня ещё были силы на такую работу.

Сама по себе мать Арсения была мягким человеком, но из-за благословения игуменьи в отношении меня она была резка и требовательна. У меня было двойственное отношение к скиту: уехать и не нести такую тяжёлую нагрузку и требовательность с придирчивостью начальницы или вернуться в монастырь и каждый день ходить на изматывающую канавку (крестный ход по названию Дивеевского монастыря) при любой погоде, а потом до часу ночи мыть посуду. Канавка даже не так напрягала, но больше изматывало послушание до ночи. Выбор всегда падал на тяжесть скита.

Бунт против устава в монастыре на одном из занятий устроила мать Силуана. Когда матушка подняла её для всеобщего обличения, она не выдержала и высказала всё, что думала и переживала:

– Я не могу больше ходить на канавку каждый день после службы. Не могу после канавки идти на чин прощения, а потом до ночи мыть эту нескончаемую посуду. Не могу, меня уже трясёт от всего этого.

Сёстры понимали её, но молчали. Многие внутри соглашались с ней, что целый день в монастыре был построен так, что не было ни минуты на личное время. Помню, как послушницей я приходила в келью поздно ночью и падала в одежде на нерасправленную кровать, потому что сил не хватало на это.

Так продолжалось до тех пор, пока не изменили устав, а канавку благословили детям приюта. В основном на неё ходили маленькие и средние дети в сопровождении взрослого ребёнка. В непогоду канавка совершалась внутри приюта. Это облегчило жизнь сестёр.