Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Почему Лорд не вскочил привччно на плечи хозяину, уже не узнать, но на сей раз кот решил опередить и бросился через дорогу в подъезд. Ровно на середине дороги сбивает его чёрный джип. Джип нёсся со скоростью, больше приличной для автобана, чем узкой дороги между дворами. Кот, подброшенный мощностью многократных сил лошадиных, перевернулся в воздухе несколько раз, и упал на асфальт, опять ровно по середине дороги. За эти секунды джип, сделавший круг около дома, вернулся, и высунувшийся из двери молодой красавец произнес: «я что, сбил кошака?» Затем, не дожидаясь ответа, джип снова проехал по дергавшемуся в конвульсиях тельцу кота. И умчался, взвизгнув на повороте тормозами.

Как старик дошёл до квартиры, он и не помнил. Как старухе сказал, тоже не помнил. Не помнил, и всё! Старуха слегла. Просто легла на кровать, отвернулась к узорам ковра, и молчала. Не ела и не пила. Лежала. Молчала. Внук прискакал, погладил старуху, вроде как она ожила. Внук заставил старуху попить молочка, за которым сбегал «пулемётом», потом сварил манную кашу, и ложки три бабушка проглотила. Внук произнес: «я сейчас», и куда то умчался. Пришёл часа через два, с ободранными кулаками и рваной курткой. Помялся у двери комнаты старика и произнёс: «дед, мне на учёбу пора, сессия, завтра экзамен, как сдам, я вернусь…», и дверь хлопнула, закрываясь.

Не обманул стариков, правда, вернулся, стал жить, стал жить, как положено. Старик внука прописал по квартире со словами: «мало ли что…» Внук понял и не ломался.

Старик сильно сдал, стал горбатиться, чего сроду не было. Старуха исхудала, держалась лишь тем, что внук в доме хозяйничал: пылесосил и прибирал, носился по аптекам и магазинам. Да разве молодого к кровати старухи привяжешь? То сессия у него, то девочки появились, то на концерты куда то спешит. Жизнь молодая бурлит, тем более что столица.

Прискочит: «баба, ты как?» и унесётся по молодёжным делам.

Между собой старики не говорили. И так то последние леть этак семь мало что говорили друг другу, наговорившись за больше чем пятьдесят лет, а сейчас старуха молчала. Обиделась, что не углядел? Обиделась! И не прощала. Лишь перед смертью сказала: «прости» и тихо вздохнула. Так и ушла, тихонько, как и жила.

Старик и внук возвращались из ветеранского отдела, куда старику было нужно зачем то. Под аркой, которая разделяла большой дом ровно наполовину, внук показал старику чёрный джип: «этот, что ли, дедуля?» Старик молча кивнул.

Когда они подошли от арки к подъезду, джип, взвигзнув тормозами, остановился, и молодой красавец, высунувшись из дверки наполовину, с угрозой сказал: «ты что, молодой, позабыл, кто я есть? Вздумал со мною подраться? Или ты хочешь, что ваш рыжий кот, на асфальте валяться?» Старик не успел даже ахнуть, как джип исчез за поворотом двора, где за домом гудел проспект мегаполиса.

Внук скрипнул зубами, но дед удержал: «не надо, не время!»

Дед сам приказал: «сессия у тебя, в общаге живи! Не бабка я, не волнуйся, как-нибудь проживу».

Остался один, долго шарахался по квартире. Тяжело в восемьдесят двигать мебелью, но подвигал, потом отдыхал, валялся почти неделю, так поясницу схватило, что впору кричать «караул». Встал наконец, вывил прокисшее молоко в умывальник, покачал головой, потопал в магазин и аптеку. Заодно зашёл и в хозяйственный магазин.

Долго на кухне сидел, что то сооружал, ковырялся и хмыкал. Долгих три дня протекло, как старик, наконец, хмыкнул довольно.

Дождик накрапал пару лужиц, асфальт почернел, деревья дрожали осеннею стужей. Тишина во дворе. Темнота. Ранний октябрь солнечный свет убирает раненько, люди спешат по домам от дождя и осеннего ветра. Тишина во дворе, и под аркою тишина.

Гордо стоят у обочин асфальта джипы и мерседесы, майбахи и рено. Старик хмыкнул: надо же, как незаметно двор превратился в элитное проживание московских семей. Скажи лет так двадцать назад, что вместо волг и одной чайки во дворе будут стоять роскоши автопрома, не поверил бы ни за что. А вот ведь стоят, и дождик их омывает. Покрутился возле машин и, промокнув, пошаркал домой.

Рвануло так, что загудели сигналы всех машин во дворе. Владельцы повыскакивали из квартир, ломая ноги, неслись к любимцам. Машины стоят, отчаянно сигнализации воют противно. Во дворе – никого, кроме дворника. Тот как рот разинул, так и стоит, только пальцами тычет. А за поворотом, туда, где за домом начинается проспект мегаполиса, кувыркаются остатки джпа. Как в замедленной съёмке, крутится колесо, руль догоняет крыло или бампер. Между рулём или бампером видно нога или конечность передняя человека тоже крутится на весу. Люди бегут к повороту, да вдруг останавливаются: а вдруг ещё раз рванёт?

Не рвануло. И, медленно поспешая, люди к джипу идут. На рваных остатках лохмотьях переднего сидения тоже ошмётки, но человека. В них трудно узнать владельца чёрного джипа, молодого красавца, до вчерашнего дня бывшего помощником судьи, а с сегодняшнего дня, как успешно сдавший экзамен, он приступл, точнее, обязан был приступить, к должности судьи, и даже не мирового, а федерального! Не приступил.