Испытание воли. Повесть о Петре Лаврове

Он не сомневался, что вернут, иначе пожалел бы своя десять фунтов. В прошлом году, когда он послал Лаврову в Цюрих не десять, а сто пятьдесят фунтов в фонд помощи журналу «Вперед!», эту сумму, без малейших возражений, Третье отделение Балашевичу возместило. А когда Лавров прислал ему в Лондон 1-й том «Вперед!», Балашевич, естественно, переправил журнал кому следует — в Петербург.

Он мечтал разбогатеть. Ради этой цели годились любые средства. И вот на первом этаже дома, в лавке, он приобретал и перепродавал всякие антикварные товары, а на втором этаже, за письменным столом, он тайно продавал сведения. То и другое старался продать подороже. Ему удалось добиться, чтобы Третье отделение платило не двадцать фунтов в месяц, как раньше, а тридцать. Доход от лавки был не столь регулярным, но существенным. Он хорошо разбирался в нумизматике, она была его давним увлечением, он знал цену старинным монетам…

Дней десять Лавров у Балашевича не появлялся, затем прислал письмо: «Не удивляйтесь, что я так давно не был у Вас. Пришли вещи и книги из Цюриха. Я целые дни раскладываю, разбираю… Хотел вчера и сегодня быть у Вас, но приехали новые члены колонии. Жду и еще… Сегодня, вероятно, получу книги и завтра, может быть, привезу несколько экземпляров».

Назавтра он, действительно, привез и бережно разложил на столе экземпляры второго тома «Вперед!». Балашевич обещал распространить — и в тот же день отправил экземпляр Третьему отделению. Пусть ценят его расторопность! А 3 апреля смог еще донести: «П. Лавров сообщил мне вчера следующее: на австрийской границе задержано несколько тюков с книгами. Транспорт, высланный через Пруссию, получен в России».

Вырубов получил 27 марта в Париже такое письмо: «Два мои приятеля и сотрудника, оба эмигранты, Линев и Соловьев, проезжая через вашу проклятую Францию, отослали свои паспорта, взятые из Цюриха, обратно из Парижа, были арестованы в Дьеппе, как мне сейчас сообщила дама, с ними ехавшая, назвались фальшивыми именами Ивана Инокова и Александра Вахтеля, вследствие растерянности, и должны были остаться там. Как их выручить? Помогите. Вы знаете кое-кого в вашей проклятой республике, может быть Ваше заступничество помогло бы. Ваш П. Лавров».

Следом пришло второе письмо: «Сейчас имею телеграмму от Линева из Дьеппа: они арестованы и отвезены в Париж. Там Вам легче будет помочь. Я рассчитываю на Вас. Телеграфируйте, если можно что сделать».

Вырубов отправился в префектуру полиции.

Выяснил, что Линев и Соловьев, новый наборщик типографии «Вперед!», уже здесь, они посажены в тюрьму при парижской префектуре. Оказалось, как раз в эти дни ожидался проезд в Англию русского царя — по случаю свадьбы герцогини Эдинбургской. Поэтому в северных портах Франции, в том числе в Дьеппе, было установлено наблюдение: полиция остерегалась именно русских революционеров. В Дьеппе комиссар полиции заметил на причале двух молодых людей, говоривших на незнакомом языке, и спросил их фамилии. Вместо того, чтобы сразу ответить, они стали переговариваться па своем языке, словно бы не зная, какими фамилиями назваться. Наконец имена и фамилии были произнесены. Комиссар потребовал паспорта. Ответили, что паспорта в сундуке, а сундук уже в трюме парохода. Комиссар потребовал достать этот сундук и открыть. Нашли паспорта, но не на те фамилии… Комиссар приказал обоих арестовать и телеграфировал в министерство внутренних дел. Оттуда последовал приказ доставить арестованных в Париж.

Вырубову разрешили с ними встретиться, и он удостоверил личности обоих. Предложил шефу сыскной полиции выпроводить их из Франции на казенный счет. Тот заявил, что арестованы молодые люди за собственную глупость и что подобных политических деятелей он еще никогда не видал. Сказал, что их, конечно, выпустят в скором времени.

Письмо от Лаврова получил в Париже также Подолинский. 31 марта он отправился в префектуру и добился свидания с арестованными — на двадцать минут. Оба они были страшно удручены происшедшим, говорили, что содержат их скверно и обращаются с ними грубо. Между прочим, их в тюрьме снимали фотографическим аппаратом в профиль и анфас.

А 3 апреля министр внутренних дел постановил выслать Линева и Соловьева за пределы Франции. Но не в Англию, а назад в Швейцарию. Их вывезли в Женеву…

Оттуда уже, кружным путем, через Гермапию и Бельгию, они прибыли наконец в Англию.

Балашевич-Потоцкий сообщил в Петербург приметы Александра Линева: «росту относительно высокого, немного косоглаз, с рыжей бородой, лет около тридцати».

Дом был нанят Лавровым на холмистой северной окраине Лондона, в Холловэе, на тихой улице Морэй Род. Рядом уже начинались поля. Дом был обычный лондонский — из красного закоптившегося кирпича, неприметный, узкий, втиснутый в ряд других, трехэтажный (вернее, четырехэтажный, если считать нижний, полуподвальный этаж). В каждом этаже было всего по две комнаты: одна — окнами на улицу, другая — окнами в сад во дворе. У входной двери вместо звонка — молоток, чтобы стучать, — так уж принято. Лавров занял комнату во втором этаже, окнами в сад.