– Ярослав! Ярослав Романович! – Внизу его уже ждал Сахаровский. Толстенький, невысокий, лысый, в цветастой панамке, ярких голубых шортах и оранжевой рубашке-поло он выглядел чудовищно.
– Педераст, что ли? – шепотом произнес над ухом Ярослава сержант.
– Нет, мимикрирует, – так же тихо ответил Ярослав. – Бабник еще тот…
Сахаровский тем временем засеменил навстречу. Облапил Ярослава и трижды расцеловал в щеки.
– По-нашему, по-русски! – радостно уточнил он. Глянул на Павла и робко протянул тому руку. – А вы, простите…
– Ассистент, – мрачно сказал сержант. – Старший.
Сахаровский закивал и снова перенес внимание на Кочетова.
– Рад вам сообщить, что решение принято и единогласно утверждено всеми заинтересованными лицами! – сообщил он. – Только что были подписаны все бумаги. Отныне вы – военный комендант Голливуда. Ну, в части кинопроизводства.
– Так быстро… – растерялся Кочетов.
– А что вы хотите? Бизнес! Война войной, но она закончилась, надо строить новый мир! И Голливуд готов внести свой вклад!
Сахаровский подмигнул и добавил:
– Жадины они тут все! Но вы не беспокойтесь, Славик. Я с вами, и все будет хорошо! Сегодня отдохнете с дороги, я договорился, а завтра приступите к службе!
– А это еще кто? – пророкотал сверху Нырок.
Ярослав повернул голову и увидел стоящего за спиной Сахаровского человека – тощего, страшненького, узколицего, с чахлыми волосенками. Человеку было под пятьдесят. Он неловко улыбался и стоял на полусогнутых ногах, горбясь, будто старался стать меньше ростом.
– Это… – Сахаровский смутился. – Вы уж простите, прибился на днях… жалко стало… подкармливаю, спит у меня в саду…
– Лицо знакомое… – прошептал Ярослав. – Кажется… нет, не может быть…
– Маколей Калкин, – кивнул Сахаровский. – Он с ума сошел, как война началась. Считает себя маленьким потерявшимся мальчиком. С ума сошел, в роль вошел… эх, война-война, что ж ты, подлая, наделала… Для конспирации можете звать его Каколей Малкин, он на это имя спокойней откликается.
Ярослав оторопело смотрел на Маколея.
Тот доверчиво улыбнулся.
– Ешкин кот, – вздохнул Нырок. – Вот беда-то. У нас в деревне так однажды бабка Дуня с ума тронулась. Решила, что снова юная девица, и ко всем приставала… Гражданин Сахаровский…
– Товарищ! Товарищ Сахаровский, я настаиваю! – Семен Сергеевич прижал ручки к груди.
– Вы не еврей?
– Ах, если бы! – Сахаровский помотал головой. – А с какой целью интересуетесь?
– Хочу обсудить политическую ситуацию на Ближнем Востоке.
– Как-нибудь потом, непременно, – кивнул Сахаровский и осторожно похлопал Нырка по бицепсу. – Да что ж мы стоим? У меня супруга с утра на ногах, жарит, варит, печет! Ждем дорогих гостей, по-нашему, по-русски, за столом! Мне разрешили машину подогнать, только не к трапу, ну да тут недалеко, метров сто, вон за тем боингом…
И они двинулись по летному полю.
Машина у Сахаровского была огромная, ярко-голубая, лимузин с откидывающейся крышей. Павел с грудой багажа и случайно прихваченным мешком гуманитарной муки занял заднее сиденье. Калкин, к удивлению Ярослава, забрался в багажник и прикрыл его за собой.
– Делайте вид, что не замечаете! – шепотом велел Сахаровский. – Иначе начнет плакать, это невыносимо!
Ярослав представил себе плачущего Маколея, и его замутило. Он быстро сел на переднее сиденье, несмотря на укоризненный взгляд Семена Сергеича, и машина тронулась.
– Постарайтесь в дальнейшем садиться на заднее сиденье! Так вы сразу обозначаете свое главенствующее положение!
– Почему так?
– Впереди принято сидеть охраннику! – отчаянно жестикулируя и почти не держа руль, объяснял Сахаровский. – Тогда он принимает на себя основной удар!
Позади железно клацнуло. Павел опустил на борт автомобиля невесть откуда взявшийся пулемет, выставил толстый ребристый ствол по ходу движения. Спросил:
– Часто шалят?
– Господи, уберите свою пушку! – взмолился Сахаровский. – Днем точно не шалят, мамой клянусь!
– И правда, Павел, – укоризненно сказал Ярослав. – Мы же не на войне, в конце концов! У нас СГО, специальная гуманитарная операция!
– Оно-то так, – с сомнением сказал Нырок. Но пулемет спрятал. Непонятно куда.
Ехали недолго – машин на многочисленных магистралях, исчеркавших весь город, было мало. Всю дорогу Ярослав поглядывал на багажник, который временами приоткрывался – то ли Калкину хотелось подышать, то ли выпрыгнуть. Потом он заметил, что из багажника каждый раз вылетают разноцветные шоколадные драже, и успокоился – впавший в детство актер просто помечал дорогу.
– Весело тут у вас! – добродушно выкрикнул Павел.
– Чего? – не расслышал Сахаровский.
– Весело! – гаркнул сержант. – Очень рад, что меня к товарищу режиссеру прикомандировали! Очень уж я кино люблю: хорошее, человеческое.
– Да? – развеселился продюсер. – И что больше нравится? «Человек-паук»? «Железный человек»? «Человек из стали»?
– Не, они быстрые очень, все мельтешит, взрывается, я такое не люблю, – смущенно отозвался Павел. – Я что-нибудь попроще! «Двадцать один грамм» Алехандро Иньяриту, «Джерри» Ван Сента, «Шизополис» Содерберга… Извините…