Истина

Въ простомъ домашнемъ плать изъ небленаго холста, Рахиль поразила всхъ своею красотою и возбудила къ себ общую симпатію. Это была еврейка въ полномъ расцвт красоты: чудный овалъ лица, великолпные черные волосы, нжный золотистый цвтъ кожи, большіе ласковые глаза и красиво очерченный ротъ съ красными губами и блыми, красивыми зубами. Любовь къ мужу и дтямъ такъ и сквозила во всхъ ея движеніяхъ; это была преданность восточной женщины, немного лнивой, исключительно занятой своими семейными обязанностями. Симонъ уже закрывалъ дверь, когда въ комнату ворвались его дти, Іосифъ и Сара, здоровые, красивые ребята; они проскользнули за матерью, хотя имъ запретили слдовать за нею, и забились въ складки ея платья; прокуроръ сдлалъ знакъ, чтобы ихъ оставили въ поко. Онъ былъ пораженъ красотою Рахили, и его голосъ принялъ какой-то нжный, музыкальный оттнокъ, когда онъ приступилъ къ допросу.

— Сударыня, вашъ мужъ вернулся безъ двадцати минутъ двнадцать?

— Да, господинъ прокуроръ. Онъ посмотрлъ на часы, прежде чмъ лечь спать, и мы еще бесдовали, затушивъ свчу, чтобы не разбудить дтей; мы слышали, какъ пробило двнадцать.

— Но вы сами, сударыня, до прихода мужа, отъ половины одиннадцатаго до половины двнадцатаго, ничего не слышали — ни шума шаговъ, ни сдавленныхъ криковъ, ни стоновъ?

— Нтъ, ничего ршительно. Я спала, пока въ комнату не вошелъ мужъ и не разбудилъ меня… Мн въ послднее время нездоровилось, и онъ былъ такъ счастливъ, видя, что мн немного лучше; онъ смялся и шутилъ, цлуя меня, такъ что я просила его не шумть и не нарушать тишины, которая царила въ дом; я боялась, какъ бы онъ кого-нибудь не побезпокоилъ… Ахъ, могли ли мы знать, что надъ этимъ домомъ разразилось такое ужасное несчастье!

Несчастная женщина казалась совсмъ разстроенной, слезы катились у нея по лицу, и она обратилась къ мужу, какъ бы ища у него защиты и утшенія. Онъ также заплакалъ, видя ея слезы, и, забывъ о томъ, гд онъ находится, страстно прижалъ ее къ своей груди и осыпалъ нжными поцлуями. Дти подняли свои испуганныя личики, и вся эта грулпа представляла собою трогательную картину безконечной взаимной любви.

— Я нсколько удивилась, что онъ вернулся въ такое время, когда нтъ позда, — объяснила госпожа Симонъ, не дожидаясь разспросовъ. — Но мужъ разсказалъ мн все, когда легъ спать.

— Да, я не могъ не хать на собраніе, — продолжалъ Симонъ объясненіе жены: — мн было ужасно досадно, когда, пріхавъ на станцію, я увидлъ, что поздъ десять тридцать отходитъ, и я не усплъ вскочить въ него. Дожидаться двнадцати-часового позда мн не хотлось, и я отправился пшкомъ. Шесть километровъ не Богъ знаетъ какой длинный путь… Въ часъ ночи, когда разразилась гроза, я все еще болталъ съ женою; она не могла уснуть; вотъ почему мы такъ проспали сегодня утромъ, ничего не подозрвая объ ужасной драм, которая свершилась здсь.

Рахиль снова принялась плакать, и онъ цловалъ ее, какъ нжный любовникъ, стараясь утшить.

— Успокойся, дорогая: мы любили мальчика отъ всей души, какъ родного сына; наша совсть спокойна, и мы ничмъ не виноваты въ этомъ ужасномъ событіи.

Такъ думали и вс присутствующіе. Мэръ Даррасъ очень уважалъ Симона и цнилъ его, какъ прекраснаго преподавателя. Миньо и мадемуазель Рузеръ, хотя и не любили евреевъ, все же были того мннія, что своимъ безупречнымъ поведеніемъ онъ заставлялъ другихъ забывать о томъ, что онъ — еврей. Отецъ Филибенъ и братъ Фульгентій, видя общее настроеніе, не позволили себ никакого замчанія; они хранили упорное молчаніе, и только ихъ пронырливые взгляды старались проникнуть въ суть вещей. Представители судебной власти не имли передъ собою никакого слда, который могъ бы направить ихъ къ раскрытію истины; имъ оставалось одно: предположить, что какой-то таинственный злоумышленникъ прыгнулъ въ окно и опять въ него выпрыгнулъ; допросъ не далъ имъ матеріала для какихъ-либо иныхъ предположеній. Былъ установленъ только часъ совершенія преступнаго дянія, — отъ половины одиннадцатаго до одиннадцати часовъ; что же касается самого преступленія, то оно скрывалось въ совершенной неизвстности.

Маркъ, предоставивъ другимъ столковаться о разныхъ подробностяхъ, еаправился домой къ завтраку; прощаясь, онъ дружески обнялъ Симона. Нжная сцена между мужемъ и женой ничего не объяснила ему; онъ зналъ, какъ они обожали другъ друга. У него, однако, невольно навернулись слезы на глаза при вид такой взаимной любви и ласки. Двнадцать часовъ пробило на башн церкви св. Мартина, когда онъ вышелъ на площадь, запруженную такой массой народа, что ему трудно было пробиться сквозь все увеличивавшуюся толпу. По мр того, какъ распространялась по городу всть объ ужасномъ злодяніи, люди сбгались со всхъ сторонъ и толпилисъ около окна, такъ что жандармы лишь съ трудомъ удерживали любопытныхъ; между собравшимися ходили самые преувеличенные, неправдоподобные слухи, которые волновали и возбуждали всеобщій гнвъ. Когда Маркъ, наконецъ, выбрался на боле свободное мсто, къ нему подошелъ аббатъ.

— Вы были въ школ, господинъ Фроманъ; правда ли то, что говорятъ? Я слышалъ ужасныя подробности.