Истина

— А! Такъ вотъ что! Меня начинаютъ подозрвать! Понимаю теперь, отчего это люди стоятъ и глазютъ на мои окна! Миньо — добрый малый, но онъ повторяетъ то, что говорятъ вс, боясь защищать еврея. Что касается мадемуазель Рузеръ, то она меня десять разъ принесетъ въ жертву по одному слову своего духовника, особенно, если ей предстоитъ ради этого повышеніе или какая-нибудь выгода! А! Меня подозрваютъ, и вся клерикальная свора теперь бросится по моему слду!

Онъ готовъ былъ смяться. Но Рахиль, до сихъ поръ спокойно переносившая свое горе, внезапно вскочила со своего мста, и лицо ея вспыхнуло негодованіемъ.

— Какъ! Тебя, тебя обвиняютъ въ подобной гнусности, тебя, такого добраго и кроткаго! Вчера ночью ты обнималъ меня съ такою нжною ласкою! Но вдь это — сумасшествіе! Неужели недостаточно того, что я сказала всю правду, указала часъ, въ которомъ ты вернулся, и объяснила, какъ мы провели съ тобою ночь?

Она бросилась на шею мужа съ горькимъ плачемъ и прижалась къ нему съ доврчивою ласкою нжно-любимой жены. Онъ обнялъ ее и старался успокоить.

— Не тревожься, моя дорогая: вс эти сплетни просто низки и не имютъ никакой почвы. Ты видишь, — я спокоенъ; пусть они перероютъ все вверхъ дномъ, имъ не найти здсь ни малйшей улики. Я скажу правду; она одна побдитъ всю злобу и разсетъ мракъ.

Обернувшись къ пріятелю, онъ прибавилъ:

— Не такъ ли, мой добрый Маркъ: на чьей сторон правда, тотъ непобдимъ?

Еслибы у Марка уже раньше не сложилось прочное убжденіе въ невиновности Симона, то эта сцена сама по себ уничтожила бы всякое подозрніе. Маркъ поддался чувству искренней симпатіи и перецловалъ всхъ членовъ семьи; онъ общалъ имъ всми силами содйствовать устраненію могущихъ возникнуть недоразумній. Желая приступить немедленно къ длу, онъ свелъ разговоръ на прописи, сознавая, что это самый важный пунктъ обвиненія, на которомъ должно было обосноваться все слдствіе. Что за таинственный листокъ! Какое онъ имлъ ршающее значеніе! Скомканный, прокусанный, смоченный слюной, съ оторваннымъ уголкомъ и чернильнымъ пятномъ, которое могло быть и штемпелемъ, этотъ листокъ со словами: «Любите своихъ ближнихъ» представлялъ жалкую иронію! Откуда онъ? Кто принесъ его: ребенокъ или убійца? Кто могъ это объяснить, разъ такихъ прописей продавали сколько угодно въ лавк сестеръ Миломъ. Симонъ могъ только еще разъ подтвердить, что никогда не пользовался такою прописью въ своемъ класс.

— Вс мои ученики знаютъ, что такой прописи у насъ не было, и я никогда не давалъ подобнаго листка на урокахъ чистописанія.

Для Марка это являлось весьма цннымъ фактомъ.

— Они должны вс подтвердить это! — воскликнулъ онъ. — Такъ какъ здсь распустили слухъ, что полиція нашла у тебя такія прописи, то надо возможно скоре возстановить истину; надо спросить самихъ учениковъ, въ присутствіи ихъ родителей, прежде чмъ смутитъ ихъ память разспросами… Укажи мн наудачу какія-нибудь семьи, и я сейчасъ же отправлюсь къ нимъ.

Симонъ отказывался, увренный въ своей невинности. Наконецъ, онъ согласился указать ему на фермера Бонгара, жившаго на дорог въ Дезираду, на рабочаго Массона Долуара, на улиц Плезиръ, и на чиновника Савена, жившаго на улиц Фошъ. Этихъ трехъ было вполн достаточно; онъ могъ еще зайти къ госпожамъ Миломъ, въ ихъ писчебумажный магазинъ. Такъ они и условились. Маркъ пошелъ домой позавтракать, общая зайти подъ вечеръ, чтобы передать, чмъ кончатся его разслдованія.

Выйдя на площадь, Маркъ опять увидлъ предъ собою красавца Морезена. На этотъ разъ инспекторъ совщался съ мадемуазель Рузеръ. Онъ былъ очень остороженъ и сдержанъ по отношенію къ учительницамъ съ тхъ поръ, какъ одна изъ его помощницъ доставила ему серьезныя непріятности по самому пустому поводу: онъ просто хотлъ ее поцловать. Хотя мадемуазель Рузеръ и была некрасива собою, но она не поднимала шума изъ-за такихъ пустяковъ, что и способствовало ея повышенію и расположенію къ ней начальства. Стоя у калитки своего сада, она что-то горячо объясняла, указывая рукою на сосднее зданіе школы для мальчиковъ; Морезенъ слушалъ ее внимательно, изрдка сочувственно покачивая головой. Затмъ они оба прошли въ садъ, и калитка закрылась за ними, скрывая ихъ отъ любопытныхъ взоровъ. Очевидно, мадемуазель Рузеръ передавала инспектору подробности убійства, сообщала о тхъ шагахъ и голосахъ, которые будто бы слышала ночью. Маркъ почувствовалъ, какъ имъ снова овладваетъ то смущеніе, которое онъ испытывалъ сегодня утромъ, и онъ ужаснулся передъ тмъ таинственнымъ заговоромъ, который, подобно гроз, надвигался все ближе и ближе и готовился обрушиться на невинныхъ. Этотъ инспекторъ народныхъ школъ не торопился, повидимому, придти на помощь своему товарищу, а собиралъ предварительно всевозможныя злостныя сплетни и впитывалъ въ себя всеобщую ненависть противъ Симона.