Истина

Между тмъ похоронная процессія тронулась. Маркъ видлъ, какъ мадемуазель Рузеръ, шедшая впереди своихъ ученицъ, ни однимъ движеніемъ не выразила участія къ оскорбленному и поруганному товарищу; лицо ея носило неподвижную маску оффиціальнаго благочестія. Миньо, окруженный группой учениковъ, не подошелъ, чтобы пожать руку своему бывшему начальнику; онъ имлъ нахмуренный и недовольный видъ, страдая, вроятно, отъ борьбы добрыхъ, сердечныхъ влеченій съ интересами службы. Наконецъ траурный кортежъ направился къ церкви св. Мартина; онъ былъ обставленъ съ необыкновенною пышностью. Безъ сомннія, таинственныя руки искусно организовали все это зрлище, чтобы разжалобить толпу и возбудить въ ней инстинкты злобы и мести. Вокругъ маленькаго гробика шли товарищи Зефирена, именно т, которые причащались вмст съ нимъ. Затмъ, во глав процессіи, шелъ мэръ Даррасъ въ сопровожденіи мстныхъ властей; за ними слдовали вс ученики школы братьевъ въ полномъ состав, подъ предводительствомъ брата Фульгентія, за которымъ слдовали его помощники, братья Исидоръ, Лазарь и Горгій. Всмъ бросалось въ глаза необыкновенное рвеніе брата Фульгентія, который суетился, распоряжался и довелъ свое попеченіе до того, что занялся даже ученицами мадемуазель Рузеръ, хотя он вовсе не находились подъ его начальствомъ. Въ числ провожающихъ находились и капуцины съ ихъ главой, отцомъ еодосіемъ, а также и іезуиты изъ Вальмарійской коллегіи, отецъ Крабо, множество аббатовъ и кюрэ, которые прибжали со всхъ сторонъ, цлое море черныхъ рясъ, точно вс представители церкви собрались сюда, чтобы полюбоваться одержанной побдой, завладть несчастнымъ, поруганнымъ тломъ маленькаго замученнаго мальчика, которое перевозилось съ такою необыкновенною пышностью.

Всюду слышались рыданія, смшанныя съ грубыми криками:

— Смерть жидамъ! Смерть жидамъ!

Одна подробность еще больше растревожила сердце Марка, полное мучительной горечи. Въ толп онъ замтилъ инспектора народныхъ училищъ, Морезена, который, вроятно, опять пріхалъ изъ Бомона, какъ и наканун, чтобы разузнать, какого направленія ему слдовало держаться въ своихъ дйствіяхъ. Въ ту минуту, какъ мимо него проходилъ отецъ Крабо, они обмнялись улыбками и легкимъ поклономъ: видно было, что они и понимаютъ, и сочувствуютъ другъ другу. Передъ Маркомъ ярко вырисовалась вся ужасная интрига, которая усердно созидалась за эти два дня и теперь шествовала, побдоносная, подъ яркимъ голубымъ небомъ, эксплуатируя въ свою пользу трагическую смерть несчастнаго ребенка.

Вдругъ кто-то крпко ударилъ его по плечу, и рзкій голосъ заставилъ Марка быстро обернуться.

— Ну, что скажете, мой благородный и наивный коллега, — что я вамъ говорилъ? Паршивый жидъ обвиненъ въ убійств своего племянника, и пока онъ катитъ въ тюремной карет по направленію къ Бомону, добрые братья празднуютъ побду!

Это говорилъ учитель Феру; вчно голодный и вчно недовольный, онъ имлъ теперь особенно вызывающій видъ; волосы его еще больше растрепались надъ длиннымъ, худымъ лицомъ съ перекосившимся злобнымъ ртомъ.

— Возможно ли ихъ подозрвать, когда они присвоили себ тло несчастнаго ребенка; оно принадлежитъ имъ однимъ и Богу! А! Конечно, никто не посметъ ихъ обвинять посл того, какъ вс жители Мальбуа видли, какія пышныя похороны они устроили!.. Самое потшное — это безпрерывное жужжаніе этой неугомонной мухи, этого придурковатаго брата Фульгентія, который такъ и мечется во вс стороны. Слишкомъ много усердія! Замтили ли вы отца Крабо съ его хитрой улыбкой? За нею скрывается немало глупости, несмотря на то, что онъ отличается необыкновенною ловкостью и побдоносною изворотливостью. Припомните, что я вамъ скажу: самый сильный и самый способный изъ нихъ — всетаки отецъ Филибенъ, даромъ что онъ прикидывается простачкомъ. Сегодня вы его напрасно будете искать: не безпокойтесь, онъ и носа не покажетъ. Онъ нарочно спрятался подальше отъ людскихъ глазъ, но зато онъ работаетъ исподтишка… Ахъ, не знаю, кто же изъ нихъ преступникъ; его нтъ, конечно, здсь, но что онъ одного съ ними поля ягода — это ясно, какъ Божій день; они, конечно, скоре перевернутъ весь міръ, чмъ выдадутъ его.

Видя, что Маркъ недоврчиво закачалъ головой, мрачный и молчаливый, его товарищъ прибавилъ:

— Понимаете ли вы, какая это для нихъ удобная минута, чтобы нанести ударъ всему свтскому преподаванію? Учитель — развратникъ и убійца! Каково?! Для нихъ это — великолпное орудіе, съ помощью котораго они разгромятъ всхъ насъ, безбожниковъ и бездльниковъ! Смерть продажнымъ негодяямъ! Смерть жидамъ!

И онъ затерялся въ толп, размахивая своими длинными руками. Очевидно, что, благодаря своей горькой ироніи, онъ въ душ относился вполн безразлично, сожгутъ ли его на костр въ просмоленной рубах, или онъ умретъ голодною смертью въ своей несчастной школ въ Морё.